почувствовал сильный толчок корабля противоположным бортом обо что-то не менее большое и прочное.
– Абордажной команде – к бою! – услышал он чей-то охрипший голос, и понял, что стрельбы больше не будет.
Тогда, не теряя ни секунды, Эндрю помчался к трапу и в несколько прыжков оказался на верхней палубе. Зорким взглядом окинув поле битвы, он заметил сэра Алекса, который стоял на капитанском месте в окровавленном кителе. Капитан был ранен в плечо, и только мужество и долг королевского офицера не позволяли ему покинуть свой пост. Уже вовсю шла рукопашная схватка, превратившаяся в кровавое месиво тел. Уже не понять было, кто француз, а кто англичанин, кто нападает, а кто обороняется. Но одно сразу бросилось в глаза Эндрю: несколько человек упорно пробиваются к сэру Алексу, укладывая на палубу одного за другим защитников капитана.
Тогда Эндрю, не раздумывая, бросился на помощь тому, с кем сегодня вечером собирался ужинать и кому готовился рассказать о себе почти правдоподобную историю. Когда он вскарабкался на капитанский мостик, четверо французов с мокрыми красными шпагами окружили сэра Алекса, уже не способного сопротивляться.
Ворвавшись в их круг с криком «киай!», Эндрю в несколько мгновений раскидал нападавших, нанося им сокрушительные удары голыми руками, а последнего, так и не успевшего ничего понять и даже вскинуть шпагу, он свалил своим любимым «йоко-тоби-гэри» – ударом ногой в прыжке. Затем, подхватив подмышки ослабевшего сэра Алекса, Эндрю потащил его в каюту, где уложил на койку, сорвал с него китель и туго завязал рану порванной на лоскуты простыней.
– Оставайтесь здесь, – будто приказывая, сказал Эндрю, – пока вы находитесь здесь, вы в безопасности.
С этими словами он вышел, чтобы помочь своим новым товарищам довершить разгром французского фрегата.
Когда все было кончено, Эндрю вернулся в каюту капитана, возле которого уже колдовал корабельный лекарь. Было заметно, что сэру Алексу стало значительно лучше, хотя он успел потерять много крови. Увидев на пороге своего спасителя, капитан Хендерсон сел на кровати, и глаза его сверкнули предательской влагой. Протянув здоровую руку в сторону Эндрю, он сказал слабым, но уверенным голосом:
– Сударь, я ничего не знаю о вас. Я не знаю, кто вы и откуда. Но теперь это не имеет для меня ровным счетом никакого значения. Вы спасли мне жизнь, теперь я ваш должник навсегда.
Когда Сергей открыл глаза, рассеянный молочный свет позднего осеннего утра стлался по спаленке. Он потянулся, зевнул. Соломенный тюфяк зашелестел под ним, пряно напухлилась подушка, туго набитая куриным пером. «Господи, хорошо-то как!» – подумал он.
Обведя взглядом комнатку, он обнаружил чистенькие кремовые занавесочки на двух оконцах, грубо сколоченный стол да лавку под ним. Из угла, косясь недоверчиво, смотрел на Сергея сам Иисус в позеленевшей рамке.
Вошла хозяйка, полная до круглости,
