хожу. Знаю тебя. Немножко. С четырнадцати годков.
Марков. А я не бодрюсь. Я просто вспоминаю, что на свете есть еще много разных хороших вещей. (Улыбаясь.) Вот взять хотя бы твои сапоги. Прекрасные сапоги. Сразу видно, что покоритель пространств. Хотя, по правде говоря, по летнему времени в Москве в ботинках удобнее.
Голубь. Ты моих сапог не трогай, молод еще.
Марков. Шучу. Я сам скоро, кажется, тоже сапоги надену. Только не такие. Армейского образца.
Голубь. Что, никак, снова в армию берут?
Марков. А ты что удивился? Газет не читаешь?
Голубь. Уж не в Монголию ли?
Марков. Не исключено. Между прочим, когда я служил на действительной, мы как раз в тех краях стояли.
Голубь. Не совсем, положим…
Марков. Ну, почти. Там ведь семьсот верст за расстояние не считают. Стояли и все ждали, ждали… И, понимаешь, сейчас, черт его знает, какое-то странное чувство. Как-то неуютно сидеть тут, когда там все это происходит, когда кто-то другой, а не ты, там первым на себя удары принимает.
Голубь. Да, уж когда такое чувство, стало быть, надо ехать. Если есть возможность.
Марков. Сегодня вызвали. (Смотрит на часы.) Я уже давно сижу, жду, Катя сердится, что кресла просиживаю.
Голубь. А ты что, ей не говорил, что ли?
Марков. Нет, говорил, верней, намекал. Но это еще тогда было так, в неопределенном будущем. Вызвали меня в военкомат, переаттестовали. Потом спрашивают: «А что, если мы вас снова в кадры, в саперные части на Дальний Восток возьмем? Возражений нет?» – «Что ж, говорю, если надо – готов», – «Ну, идите, вызовем». Неделя, две, три – звоню. «Значит, пока не надо!» – говорят. Я уж думал, и правда не надо, а сегодня звонок. Ну, а Катя, что ж… Ты же меня сам когда-то учил сообщать о таких вещах в последнюю минуту, когда чемодан уложен. Скажу, успею.
Голубь. Правильно, сынок.
Марков. Не хочешь ли переодеться с дороги?
Голубь. Не прочь. Развяжи-ка рюкзак. Там у старика, помнится, есть чистая сорочка.
Марков (развязывая рюкзак). Однако завязал же ты!
Голубь. Ничего, если поднатужусь, еще и трубу могу в узелок завязать. Давай. (Берет рюкзак.)
Марков (сбросив с ног туфли). Возьми мои туфли, надень. Или ты, может (показывает на сапоги Голубя), зарок дал их не снимать?
Голубь. Ничего, сниму. У меня отпуск полярный. Четыре месяца. Вы еще со мной хлебнете горя. (С рюкзаком и туфлями в руках проходит в другую комнату.)
Марков достает из-под тахты ботинки, надевает их и начинает зашнуровывать. Входит Катя.
Катя. Еще не пришел?
Марков. Кто?
Катя. Андрей.
Марков. Нет.
Катя (заметив брошенное на тахту кожаное пальто Голубя). Дядя Коля? Дядя Коля!
Голубь
