и водянистую, потому что всегда нуждалась в деньгах.
Куда я уехала, дура, от этой прекрасной и хитроумной неустроенности?
Небо высветилось акварельной полосой и стало обтекать. Я закурила и включила торшер.
Не знаю, поймешь ли ты меня. Ты всегда была рациональнее. На роман в деревенском домике, с туалетом на улице и без горячей воды ты не то что себя – фантазию свою не стала бы тратить. А меня тошнит от этой Америки! За полтора года ни одного поклонника, ты можешь это вообразить? У меня, которая по моральным устоям никогда не имела больше тройки.
Мой профессор умеет только зарабатывать деньги и лихо водить машину. Перед дальней поездкой он внимательно изучает карту погоды и составляет маршрут так, чтобы, не дай бог, не замочить колеса. Выкуривает три сигареты в день. За мной ухаживает только на людях. Грамм тридцать выпивает на ночь как снотворное и не терпит, когда в доме заводятся книги. Иногда у меня невыносимое желание рассказать ему всю свою жизнь в надежде, что он бросит меня или хотя бы побьет. Но я знаю, что этого не произойдет никогда. Потому что он слишком… слишком…
Туповат мой профессор. Ты помнишь Ш.? Он ушел однажды от меня раньше обычного, я лежала на кушетке грустная и слушала «Реквием» Моцарта. Мой вернулся внезапно из командировки. Меланхолию воспринял на свой счет и со всей доступной ему мужественностью снял со стены гитару. А она твердой рукой Ш. перестроена на шестиструнку. Он повозился, повозился с ней и, огорченный технической неудачей, повел разгуливать меня в ресторан.
Здесь у нас рестораны строго два раза в месяц. Даже в этом не осталось и намека на любовь. Теперь ты понимаешь, почему и молоденький прыщавый милиционер, который, провожая меня взглядом, присвистнул своему совзводнику, и тот вспоминается мне почти с нежностью.
Продолжаю писать тебе часа через два. Читала рассказы о Шерлоке Холмсе. Слушай, за что все бабы любят этого жуткого типа, пусть даже и в исполнении Ливанова? Загадка, а, Лизавета?
Во-первых, он наркоман. Из кайфа иногда по неделям не вылезает. Во-вторых, ненавидит (точнее, презирает) женщин. Нечто подобное любви испытал только к Ирен Адлер, и то лишь потому, что та сумела обмануть его (ну да ведь и все мужики любят по-настоящему только то, чего не могут взять). И хвастун к тому же. А главное, для него в жизни нет никакой тайны. Все-то он знает: и как китайцы раскрашивают эмалированных рыбок, и какой пепел у какой сигареты, и в каком порту какие накалывают татуировки. Ну, это бы еще ладно, хотя и не верю (разве может умный человек всерьез полагать, что ум зависит от величины головы?). Но он знает и то, как люди любят, ревнуют, завидуют, убивают. Только Ирен и провела его, молодец все-таки. Психолог хренов, пиликающий целыми днями на скрипке. Ненавижу!
Вообще, подружка, тебе не кажется странным, что только дурных и любят? Возьми хотя бы литературу, хотя бы только нашу. Евгений Онегин, Печорин – страшные эгоисты и к тому же убийцы! Любим. Лежебока Обломов – душка! А Штольц… Ну что всем сделал плохого Штольц? Не любим. Левин – порядочный во всех отношениях
