сдавал ей комнату… художница. Рыжая…
– Какая рыжая художница? – Но парень этот вопрос проигнорировал, замер перед новой металлической дверью и занес руку для звонка.
– Я думала, квартира моя?! – Рада все же забежала вперед и уставилась в глаза новому знакомому. Они оказались самыми обычными, цвета бутылочного стекла, в обрамлении колючих русых ресниц.
– Твоя, – согласился парень и отступил, пытаясь сохранить дистанцию.
Открывшая дверь в квартиру Рыжая была действительно рыжей. Не только кудрявые, собранные в неряшливый пучок волосы, но и ресницы, брови, веснушки на вздернутом носу и даже хитрые кошачьи глаза. Пальцы и те были изляпаны оранжевой краской.
– Ничего себе! – выдохнула она и через порог подалась вперед, восхищенно уставившись на Раду. Художница была невысокой, и, чтобы рассмотреть лучше, ей пришлось встать на носочки. Рыжая бесцеремонно взяла Раду за подбородок и повернула из стороны в сторону, изучая черты лица.
– Прости… – спустя минуту пробормотала она, отступила и спрятала руки за спину. – Просто я… в шоке, если честно… ты поймешь почему. Сейчас!
И она развернулась, намереваясь скрыться в темном коридоре. Взлетела длинная зеленая юбка, и сверкнули пятки, тоже измазанные краской.
– Рыжая, – окликнул ее мой провожатый. – Это Рада – хозяйка квартиры, в которой ты живешь!
– Да поняла я! – раздался приглушенный голос откуда-то издалека, и снова все стихло.
– Пошли, – махнул Раде парень и шагнул в квартиру.
Вспыхнул свет, и они оказались в просторном пустом коридоре. Справа стояли рамы для картин, слева – сами картины, прислоненные к стене, и узкий шкаф. Рада с чувством удовлетворения заметила, что ремонт в длинном коридоре делали, по всей видимости, недавно. На полу новый линолеум, подвесной потолок, а на стенах жидкая штукатурка бежевого цвета. Симпатично, гораздо лучше, чем представляла себе девушка.
– Раньше квартира была коммунальной, потом в ней остался только твой дед. Приватизировал и одну комнату сдал Рыжей. Ему остались две другие. – Мой провожатый уверенно пошел по коридору и остановился еще у одной двери, с врезанным замком. – Степан Григорьевич…
– Кто? – удивилась девушка, увлеченная изучением абстрактной картины на стене.
– Твой дед…
Показалось, в голосе парня мелькнул сарказм и тщательно скрываемая злость.
– А-а-а-а… – Виноватой Рада себя не чувствовала. Даже не стала поправлять, что этот Степан Григорьевич являлся не дедом, а прадедом. Но разве это важно? Неважно и то, что Рада не по своей воле была незнакома с ним.
– Он сделал перепланировку. Внутри много изменено, – продолжил парень, достав из кармана запечатанный конверт и намереваясь вскрыть, но Рада опередила и выхватила его из рук.
– Спасибо, дальше я сама, – отрезала она, прижимая к себе
