второй жене.
А в любви Геннадию Савину Женя призналась сама. Как-то спонтанно это вышло – они встречались до этого не слишком часто, в основном на вечеринках у общих друзей. Потом в один клуб йоги вместе ходили. У Жени с рождения физический недостаток, одна нога короче другой, и две операции, сделанные в детстве, не помогли. Она прихрамывала, припадала на короткую ногу.
Геннадий ничего такого сначала вообще о ней, об их отношениях не думал. Просто – приятели, милая девушка, из хорошей влиятельной семьи со связями. Такие в Москве на вес золота.
А вот Жене он понравился сразу. Чуть ли не с первого взгляда, как она потом ему сама не раз признавалась.
И в тот вечер…
Если бы она не выпила лишнего на той вечеринке, может, ничего бы и не произошло.
Но произошло. Она сказала это – «Я люблю тебя…».
Я ведь люблю тебя… Я без ума от тебя.
И Геннадий Савин подумал – а что? А почему нет? В конце концов, надо жениться, иначе…
Да уж, лучше жениться. И если Женя сама этого хочет и любит его, то…
Она покладиста характером, она не похожа на столичных властных стерв, от которых бросает в дрожь.
Она станет ему хорошей женой, если только…
Ну, что об этом «если только» сейчас думать. Она влюблена в него и, возможно, поймет.
И Геннадий Савин сделал свой выбор. Свадьбу они сыграли на острове Родос. И почти сразу дела Геннадия на службе пошли в гору.
И вот он уже несколько лет занимал пост советника департамента благоустройства и благочиния при мэрии. Работа поначалу ему чрезвычайно нравилась – ох, столько было планов, столько планов. Такое строительство, такой инвестиционный бум.
Но внезапно все словно остановилось и замерло. Точно что-то сломалось в четко отлаженном механизме.
Геннадий Савин вспоминал день, когда он приехал на бульвар к знаменитому на всю столицу кафе «Жан-Жак». Прежде оформленное в стиле парижских бульваров, украшенное красными щитами кафе – ну точь-в-точь как на бульваре Оссманн в Париже – претерпевало изменение имиджа.
Департамент благочиния распорядился вернуть зданиям первоначальный вид и освободить их от вывесок и рекламы. Геннадий Савин лично приехал наблюдать, как с фасада «Жан-Жака» снимали красные щиты. Рабочие трудились молча. За происходящим, тоже молча, наблюдала группка завсегдатаев кафе.
Они вполголоса говорили, что никогда уже бульвар не будет прежним. Чтобы ничто, ничто не напоминало о Париже…
Кафе потом открылось и заработало как встарь, но…
Нет, Геннадий Савин, контролировавший распоряжение со стороны департамента, не сожалел, что знаменитое кафе утратило свой первоначальный облик. Он решил, что… Ну а что он мог сделать? Возражать? Там, где он служил – в департаменте, – возражений не терпели и не принимали.
Наблюдая и другие перемены, всю эту жизнь, что клубилась вокруг, он с некоторых пор решил вообще ни во что не вмешиваться. Он советник, простой исполнитель, он – чиновник.
