с медбратом со странной фамилией Яичница. Узнаёте голос писателя?
– Ах, оставьте ваши преференции на совести моих несносных экзекуторов. И опять вы взялись за некипячёный шприц! Да, я смотрю, вы просто КАТ ползучий! Мало ли, каких микро-инфузорий на нём налипло за день… Я вот вижу, он у вас в яичной скорлупе валялся. Что, значит, не рассуждать, господарь мой сердешный? Иначе мне невмочь, право слово. И не пытайтесь халат об иголку почистить, не поможет от микроба вредного. И, как сказал бы мой приятель Мишель ЛермОн: «Что толку в этакой безделке?»
– Гоголь! Гоголь! Аркадий Семёнович, к вам обращаюсь! Просыпайтесь! Вставайте, голубчик, уголь привезли. Извольте присовокупить свою лопату к моей… До конца смены ещё три часа, братец вы мой. Успеем, так сказать, увенчать себя лаврами.
«Ну, пусть кто-нибудь поднимет мне веки! Быстрее, быстрее… Скоро уже рассвет…»
– Гоголь, чтобы вас разорвало! Скоро уже рассвет! Уголь нельзя доверять сменщикам. Никак нельзя… Вы же знаете нашего завхоза. Так они с ним в сговоре. Понимаете, чем это грозит больнице?
«… веки! Поднимите веки!» А вслух:
– Морда лизоблюдская! Дай поспать чутка! Вот я тебе ужо!
– Эвон как вы, господин литератор, безобразить руками в своей голове измыслили… Не совестно ли?
…………………………..
– Гоголь! Гоголь! Аркадий Семёнович, к вам обращаюсь! Уголь…
– На хрен пошёл!
Николай Васильевич Беспоклонный, главный врач той самой клиники при Гоголевской котельной имени первых шагов шагающего и, местами, кряхтящего экскаватора «Гайдар-3», был занят изучением новых творений Гоголя. Он правил текст химическим карандашом ядовито зелёного цвета. Корректируя картонные листы, Беспоклонный думал о том, что хорошо бы научиться писать так, как этот чёртов Гоголь.
«Хорошо бы, да Бог не дал таланту, словарный запас убог, пестициды память пожрали…», – думал он, сосредоточенно отгоняя от себя мысли о преднамеренном плагиате.
Грустно Беспоклонному, грустно и неуютно в кресле. Хвостовой отросток тому виною. Хрящи в копчик врезаются, думать продуктивно мешают. А в остальном, милостивые государи и милостивые государыни, всё решаемо. Маркиза не в счёт! В песне ли дело, товарищ?
Надворный статский советник Альберт Христофорович Нессельроде склонился над Гоголем и бурой от угольной пыли рукавицей елозил по иссохшему лицу своего мнимого напарника. А в это время в котельную ломился пламенный спецназ. Нет, быстрее всего, спецназ был не пламенным, а племенным, ибо воспитывался в подсобном хозяйстве представителя императора по Юго-Приграничному округу, Рудого Панька. Этому Паньку палец в рот класть никому не советую. Не только откусит, но и на завтрак употребит вместо пирожка с котятами.
ОМОН был поднят на рассвете по тревожному бряканью «тимуровского телеграфа» из пустых консервных банок. Боевую
