мысли. Но иногда это делать сложно… Иногда, когда мои мысли…
– …совпадают с их мыслями?
– Да.
Обдумывая это, Маркус тщетно надеялся найти в себе присутствие демонов. Ему очень не хватало того, на кого можно свалить всю вину. Но в душе было тихо. Никого постороннего, только он сам и его грех. Однако мысли… Они, как непослушные дети, разбегались в стороны и делали, что хотели. Мозг вырабатывал их с невероятной скоростью и, видимо, ему было все равно, получаются ли они чистыми, или же подлыми, низкими, бесстыдными. Мозг не имел морали, он не терпел тишины и не мог не думать.
Но душа, решил Маркус, на то ведь и есть у человека душа, чтобы отделять одни мысли от других. Хорошие от плохих. Выхватывать из груды производимых мозгом фраз именно те, которые тебе близки. И хотя мысли изменить нельзя, но можно направить их поток в нужное тебе русло. Да, именно так, нужно только подчинить себе течение мыслей, и тогда, когда их вода польется по чистой земле, она перестанет быть столь грязной. Осталось каким-нибудь образом сделать это. То, что нашелся хоть какой-то план действий, немного успокоило Маркуса.
– Но если твои мысли иногда совпадают с мыслями демонов, то это ведь еще не значит, что ты такой же, как они?
– Именно так я и считаю.
– Значит, вся задача демонов состоит лишь в том, чтобы ты решил, что их мысли – это твои собственные. Именно тогда они победят. Именно тогда ты исчезнешь, и останутся только они.
– Наверное, так и есть.
– Может ли быть, что всем нам демоны что-то нашептывают, но просто мы, в отличие от тебя, не видим их и потому не понимаем этого?
– Я никогда не думал об этом… Мне всегда казалось, что эта напасть мучает только меня.
– Поверь, это далеко не так…
В голове немного прояснилось, Маркус вновь ухватил ту нить, держась за которую можно было сквозь лес мыслей пробраться к своей собственной душе. Еще раз, до боли вглядевшись в ее яркое сияние, он убедился, что душа его, конечно, не идеальна, но и не так ужасна, как ему показалось. Кроме того, он вдруг отчетливо понял, что Сепатия лишь хотела, чтобы ему было хорошо, и делала для этого все, не сознавая, что приносит ему боль. Колдунья, он был в этом уверен, просто не знала, что показывает ему облик сестры. А он… Он тогда еще был слишком скован, слишком юн и стеснителен… Да и, возможно, хотел лишний раз увидеть сестру живой… Но все же… Все же всю ту ночь, закрывая глаза, он любил, со всей страстью желал – и до сих пор желает – только… Сепатию.
Только Сепатию. С души словно упал огромный камень. Только Сепатию. Теперь уже без омрачающих примесей перед глазами стояло одно лишь ее притягательное тело. И сердце вновь неистово забилось, разгорелось. Чтобы остыть, он сдавил руками холодную могильную плиту. Это мало помогло. Кровь все еще била в виски. Тогда, сглотнув слюну, он не своим голосом спросил у Туфона то единственное, что могло отлечь его даже в такую минуту:
– Ты
