неспособно запечатлеть меня. Мою суть, я хочу сказать.
Двадцатипятилетний Блумквист казался Наоми совсем юным, хотя она была старше всего на шесть лет. Во французской университетской среде он рано освоился, но, вероятно, именно по этой причине в остальном остался сущим подростком, что часто случается. Так писали на форуме благосклонные, но строгие друзья Эрве – писали для него и любопытных троллей, которых это могло заинтересовать. Вроде Наоми.
– По-моему, ваша внешность вполне соответствует вашей сути, – сказала Наоми. – В таких вещах я не слишком проницательна. Ваше лицо… его я узнаю. Не узнаю костюм и галстук. На видео вы всегда в джинсах и футболке. Вы для меня разоделись?
– Я никогда раньше не был в “Крийоне”. Боялся, что меня засекут и выкинут вон. Костюм взял у брата. Он адвокат. Как-то необычно, что журналистка остановилась в “Крийоне”, не находите?
– Если бы журналистка платила за номер в “Крийоне”, вот это было бы необычно.
– А вы не платите?
– Не деньгами.
– А чем? Натурой?
Наоми рассмеялась. Отлично рассмеялась – хрипловато, с неподдельной веселостью, ей всегда хотелось, чтобы смех у нее выходил именно таким. А все потому, что Эрве был так по-мальчишески откровенен и не скрывал надежды.
– Нет, не натурой. Фотографиями.
– Ах да. Фотографиями.
Эрве приложил пальцы к вискам и закрыл глаза.
– Вы кофе пьете? – спросил он.
– Да. Двойной эспрессо. Хотите?
– Глотну вашего, если не возражаете. Мне много не нужно.
Он открыл глаза и улыбнулся.
– Приступ мигрени.
Последнее слово Эрве произнес, растягивая первую гласную, как англичанин.
Наоми пожала плечами, пододвинула ему чашку.
– Прошу.
Блумквист взял чашку и принялся картинно вдыхать аромат кофе.
– М-м-м… Это опасно. Я могу возбудиться.
Он проглотил начало последнего слова, но говорить об этом Наоми не собиралась, хотя в переписке Эрве горячо просил “безжалостно исправлять” его речевые ошибки. Блумквист потягивал кофе с преувеличенным сладострастием, постоянно облизывая губы и пристально глядя на нее. Прикрыв глаза, Наоми покачала головой. Она чувствовала себя его мамочкой. Cнова посмотрев на Эрве, Наоми оказалась под прицелом настойчивого, зовущего взгляда убойной силы. Она достала из сумки диктофон, включила и поставила на стол.
– Эрве, я буду записывать наш разговор, как мы и договаривались, и вот мой первый вопрос: с Селестиной Аростеги вы вели себя так же?
Он замер на мгновение, поставил чашку.
– Что значит “так же”? Вел себя обыкновенно, как всегда. Не понимаю вас.
– Вы пытаетесь меня соблазнить. Вашего профессора вы тоже соблазняли или она соблазняла вас?
– Я
