его мечты, грезы о победах и поражениях, что по историям “заезжавших” ожидают каждого из смотрящих, возможно к краю обрыва, что может лишить тебя всех преимуществ в весе, но дать огромное преимущество в скорости, или как альтернатива, ровное бичевание себя, неминуемо требующее жертв и приношения от тела, разума и внутренних комплексов, что его окружают, обнажая наружу все пороки естества, которое трепетно укрыто за нежным слоем правды. “Оголяться или нет”,– спросил как-то Кань у одного из бывавших купцов,– “Запаси и засунь”,– ответил умудренный опытом торговец из Шиоши по имени Тупан, к нему направляла дорога отошедшего Каня.
Сложилось так, что связывающие весь мир магии и тлетворства течения могли потревожить только ручьи Великого Ремнона, пробивающие новые точки для распространения чистоты восприятия торговли. Шиоши был великим центром всех купцов и торговцев, конкуренцию которому не осмеливался показать никто, до определенной поры, пока не сложилось небольшое, но мощное переселение, названное в честь передвижника решившегося на этот шаг – Тупана. Несколько десятков лет он вел свой бизнес в самом центре центра, броские лоскуты тканей и шерсти образовывали причудливую фигуру “Овцы всевышней”, небольшой овечки с ярко выкрашенными в цвет водоема глазами, получившими в окружении прозвище око Сарта, выпирающими вперед небольшими подточенными рожками, нежно преукрашенных шапочками-брелками и среднего размера талией, придающей овечке вид породы. “Не был во Всевышней, ровняй фигуру”,– громко кричали завуны Тупана, манящие всякого прохожего заглянуть вглубь лавки, многие охотно соглашались, некоторые отказывались, проходя сквозь них с видом вывески, сошедшей с небес на землю. Кто же осмеливался заглянуть внутрь не был разочарован, дивные платки и палатки, платья на тело и без него, шерстопрядные юбки всех краев на размеры, и дивные бюстье, подражавшие виновнице торжества сбежавшей из мест заточения смотрели на них взглядом Сарта. Застенчивые и не очень, заезжие и местные, все побывали в точке Тупана или около нее.
В один из ненастных дней, целая толпа потенциальных покупателей овечек навалилась на голову ремесленника, завуны продолжали глашатать, зазывая все новых и новых прохожих посетить лавку покорителей овец. Тупан разбирался со всеми пришедшими словно у него было не одна пара рук, а несколько, вторую пару звали помощница Сымай, еще юной девушкой она зашла в этот промежуток счастья, и так и не смогла его покинуть.
Тупан: Сымай.
Сымай: Через.
Тупан: Сколько.
Сымай: Прилично.
Так они и разбирались со всеми наседающими от желания прикоснуться к прекрасному, пока не сработал закон потребительского рынка: их стало не видно. Долгая череда слилась в одну общую массу, дававшую понять предприимчивому купцу, что необходимо расширять обхват, только ему было по силу сменить так хорошо нагретый в лучах солнца пикник, на незнакомую тропинку, которая его мечтами сведет с бараном по имени Асдо – лучшим среди овец, но без теней. Место он выбирал долго, все карты звездного и межзвездочного пространства были изучены, все бочонки с принесенными вестями списаны, и только невразумительный Грод был ему не подвластен. “Асдо из Грода, или Асдо в Гроде”,–
