У Рики.
Заги: Рики здесь.
Рики: С языка сняла, соплячка.
Заги – Киме: Точно сняла.
Вмиг, – смеящимся тоном заметил Мик.
И они неспеша всей дружной командой направились в сторону немного заскучавшего Парковщика.
Парковщик: Странно.
Ребята: Не странно, страшно.
Парковщик: Не страшно, поймают.
Ребята: Поймают, не страшно, снимут.
Парковщик: Снимут не страшно, поставят.
Ребята: Поставят страшно.
Парковщик: Страшно.
И ребята, словно пули выпущенные из ствола двуствольного карабина, ринулись в места где можно было не страшно, но жутко весело прогадать со всеми.
Они не обманули своих ожиданий. Словно ветки древнегреческой богини, раскинулась перед взорами юных искателей приключений многолетняя Олаха, ограненное пламенное море, над которым вздувались словно позывы богов все той же богини. Камни всех расцветок и цветов озорно подыгрывали любопытным юным натуралистам, как зоркий взгляд неведомого истукана, повисали зрители, этого одинаково прекрасного и ужасающего зрелища – Шоу Крохса.
История этого гадания родилась задолго до появления самих ребят, и насчитывала уже более полудесятка лет небезизвестия их расточительным умам. По сказаниям писателей тех лет, сам Крохс, неизвестно настоящее ли это имя, был человеком приятной наружности и весьма привлекательной внешности. Родился он в семье жестянщика Гимналая и продажницы Заревы, обычных людей по происхождению, но никак не по фольклору. Закончив школу танцев имени Родилая, Гимналай во что бы то ни стало принялся во всеуслышание приниматься за работу, день за днем он выторговывал жесть у купцов, и с искусством мастера неведомых высот, разминал эту непослушную “жостушку”,– как с любовью он ее называл. В один из дней подошла к нему скорбная зазноба Бота, известная всем людям, как в свое неведомое время озарная девушка, время шло и имя не устаревало. Потянув Гимналаю свою небольших размеров талию, попросила она выковать под размер “стругеля”– тоненькие пластинки, служащие для предупреждения неизвестности. С охотой принялся жестянщик под эту статью, долго ковал, резал, забивал и все-таки смастерил самые лучшие неподкупные стругеля, что еще свет не поглощал, и примерила она их и так раскрутилась, что чуть дара речи не решилась, но собралась рассказать о том мастере подруге своей, продажнице Зареве.
Бота: Оцени.
Зарева: Оценка принята.
Не сказала она мыслей своих, так как поглащена была мыслями о купце, Гладком Варфоломее, любителем и продавцом невиданных масштабов, привезенных из самых дальних уголков безуспешного пространства. Торговлю свою он вел уже давно, согласно указам властей и властителей всех классов равенства и неравенства. Заходили к нему люди простые и богатые, смущённые и сжатые, маленькие и большие, – всем угождал расточительный купец, не думать о нем было неслыханной роскошью.
Словно капля воздуха приземлилась на нее странная нежность стругелей, окутывая
