журнальный столик.
– Агния, – представилась хозяйка кабинета и, приветливо улыбаясь, протянула руку, чтобы поздороваться.
Людмила представилась и пожала протянутую руку. Агния пригласила зайти внутрь, и Людмила шагнула в просторную светлую комнату, совсем не похожую на те кабинеты психологов, которые видела в американских фильмах.
«Где же полумрак и мягкая тахта или хотя бы диванчик, на котором я буду лежать и рассказывать о своих бедах?» – мысленно удивилась она.
Людмила с интересом принялась рассматривать интерьер. Посередине комнаты расположились три кресла, журнальный столик тоже имелся, а на нем – синяя керамическая ваза с букетом огромных ромашек. На полу лежал синий ковер, стены оклеены бежевыми обоями с нежными маленькими синими цветочками.
«Так, – подумала Людмила, – в холле все зеленое, тут – синее, наверное, чтобы невротики чувствовали себя спокойнее».
От созерцания ее отвлек вопрос:
– Хотите чай или кофе? У меня есть конфеты. Вы любите сладкое? Я и дня не могу прожить без шоколадки или конфеты.
Людмила с удовольствием восприняла это предложение, сказав, что выпьет чашку черного чая.
– Агния, скажите, а вам не страшно здесь одной? Дверь на улицу открыта, людей вокруг нет, – поинтересовалась Людмила.
– Нет, совсем не страшно, – улыбнулась психолог. У меня ведь клиентов много, идут они один за другим. Я открываю дверь, когда жду следующего посетителя, а так она всегда заперта. Мне нечего бояться. Да и врагов у меня нет. Я стараюсь помочь людям, а это всегда дает возможность дружить, а не враждовать.
Агния поставила на стол вазочку, доверху наполненную шоколадными конфетами, и две большие белые чашки в красный горох.
Людмила смотрела на них, как зачарованная. Она вдруг вспомнила, как в далеком детстве они с Верой копались в такой же вазочке с конфетами, выбирая самые вкусные. И чашки были точно такие же, как в доме у родителей. Все тут напоминало тот дом, самый лучший и самый надежный дом на свете. Конфеты – «Мишка» и «Красная шапочка» – и тогда были с такими же картинками на оберточной бумаге.
Слезы сами накатились и полились из глаз Людмилы горячими ручьями. Она понимала, что это неудобно, что пришла совсем не для того, чтобы реветь белугой на глазах у постороннего человека, а чтобы повысить собственную самооценку. Но никто не стал ее останавливать, утешать или, нервно постукивая карандашом о край стола, призывать прекратить истерику и начать разговор. Все произошло совершенно иначе. Малознакомая женщина подошла и крепко обняла рыдающую Людмилу. Она так и стояла, спокойно гладя ее по спине, давая возможность плакать столько, сколько потребует душа. А душу эту, как назло, словно бы прорвало. Слезы лились и лились, и конца не было этому слезопаду.
Через полчаса активных рыданий слезы закончились. Первая мысль, которая пришла Людмиле в голову, что она своими дурацкими слезами замочила блузку бедной женщине.
