вспарывают изнутри подушечки пальцев, а в горле становится сухо и горько от сдерживаемо рыка.
Упрямая девчонка.
Думает, что ей всё дозволено. Считает себя самостоятельной. Считает, что мужчина ей не нужен.
Глупая девчонка.
Смотрит насмешливо, изучает, хмурит лоб. Думает о чём-то своём.
Смотрит… прямо в глаза. Альфе никто и никогда не смеет смотреть в глаза! Просто не могут. Не выдерживают, отступают.
А девчонка смотрит.
Я думал, ей понравятся украшения. Думал, смогу её заинтересовать хотя бы этим. Ведь всем человеческим женщинам нравятся дорогие безделушки.
Не заинтересовалась. Лишь хмурилась, поглядывая на бархатный вытянутый футляр, а потом вернула его мне. Вернула с очередной язвительной фразой, явно намекая на то, что я пытался её этим самым украшением купить.
Упрямая!
Зверь внутри уже не просто рычал. Он бесновался, стремясь вырваться наружу. Пальцы на руках ощутимо кололо, в груди клокотало рычание.
Поднялся и направился следом за девчонкой, всеми силами сдерживаясь, чтобы не кинуться бегом. Но здесь мир людей, здесь нельзя показывать свою истинную суть. Это было бы даже страшнее смерти, я это понимал.
А поэтому просто вышел вслед за ней на улицу, попытался остановить. Она ответила что-то гневное, попыталась вырваться… снова.
Отступила, собираясь уйти.
Глупая. От зверя никогда нельзя бежать.
Схватил девчонку уже по-настоящему, рванул на себя и… сделал то, о чём думал с того самого проклятого момента, когда впервые ступил на порог её квартиры.
Впился ей в губы. Зло, жадно, горячечно.
Губы у девчонки были сухими и чуть растрескавшимися, потому что она вечно кусала их, когда о чём-то думала или рисовала, а ещё постоянно мусолила во рту свои кисти, когда на несколько мгновений отрывалась от процесса и рассматривала свою работу со стороны. Я успел это заметить тогда, когда стоял за её спиной в квартире Софии.
Она таскала с собой в кармане увлажняющую помаду, кажется, со вкусом инжира и персика. И когда я её целовал, то чувствовал на языке привкус летних фруктов, немного – пряного, терпкого вина, которое Кира пила за ужином, а ещё дождя.
Кажется, вновь начался ливень.
Но мне было плевать. Мне было плевать на всё, кроме её губ, её тела в промокшей футболке под моими пальцами, её запаха. Он смешался с дождевыми каплями и стал таким невыносимым, что каждый вдох грозил утопить мой человеческий разум в зверином голоде.
А потом она со всей силы толкнула меня в грудь, выскальзывая из пальцев.
Сжал кулаки, чувствуя, как звериные когти всё же вспороли кожу и по ладоням заструилась горячая кровь, смешиваясь с дождевой водой и проливаясь на тротуарные плиты.
Если сейчас сделаю хоть шаг, если дернусь за девчонкой, не сдержу зверя. Кинусь следом, но уже в обличии волка. Здесь, среди мира людей, это – страшнее смерти.
Не
