отстранил заплаканное лицо с потёкшими следами макияжа. Пристально вглядываясь, спросил, глядя в глаза:
– Что с тобой, Нинет?
Её трясло. Лихорадило. То и дело по телу пробегала судорога. В такие моменты лицо корчилось, как от боли, но каким-то чудесным образом не теряло своей привлекательности. Наоборот, будило всё более грязные и развратные желания.
– Не знаю, – кусая губы в кровь, прохрипела Нинет. – Я ничего не знаю. Не знаю. Я лишь хочу… Хочу почувствовать себя лучше. Почувствовать себя лучше. Лучше. Хоть ненадолго.
Она стонала и мотала головой, когда он покрывал её тело поцелуями, когда посасывал и покусывал грудь, играл влажным чуть шершавым языком с её сутью. Она выгибалась дугой, запускала пальцы в его волосы и хрипло просила помочь ей. Хотя бы немного. Хоть ненадолго. Ещё. Еще немножко.
Он брал её снова и снова, истово сминал грудь и ягодицы, бил бёдрами. Отвешивал пощёчины, когда она вгрызалась в его плечи, когда раздирала в клочья спину. Переворачивал и входил сзади, во вторые врата. На сухую, не озадачиваясь смазкой, вколачивался в податливое тело под ним так, словно был намерен вбить её в землю.
Липкие от пота тела покрылись кусочками грунта, листьями и сухими травинками.
Нинет плакала и стонала под ним, просила ещё и ещё.
Когда он выдохся, оседлала его сама, насаживаясь тугой дырочкой между похотливо разведённых ягодиц. Он развёл пальцами влажные складочки, подставил под текущее розовое лоно пальцы и она принялась насаживаться на них с утроенной силой.
Когда он извергался в неё, она плакала, словно от пережитого предательства.
Почти не давая ему передышки, возбуждала умелыми прикосновениями языка и губ и всё начиналось снова.
***
Он вырубился в мобиле, уронив голову на руль. Затем, глубоко вздохнув, откинулся на спинку сиденья.
Дорожный федерал, заглянув в тонированное стекло экспериментальной химеры, ничего не разглядел (как будто собирался), и отошёл, прикрепив к ветровому стеклу бланк на штраф.
Если бы человек всё же мог заглянуть внутрь, возможно подумал бы ещё, стоит ли связываться с высшим демоном.
Поначалу его терзали сумбурные, беспокойные сны.
Какая-то пустошь… выгоревшая дочерна земля… Ветер бьёт в лицо, заставляет задыхаться, барабанит мелкими камешками и ошмётками пепла.
Он ползёт из последних сил. Куда? Он не помнит. Но, кажется, у него была цель.
Кажется, сначала он сходил с ума от ярости, потом от боли.
Откуда-то появился брат и напоил его своей кровью.
Силы вернулись, и Харлей тут же куда-то исчез.
Вместо него пришла Мишель. Рыжая, растрёпанная. Солнечная.
Она озорно улыбалась и просила приласкать её.
Эрам с жаром принялся исполнять просьбу рыжей, но что-то не давало ему покоя. Какая-то тянущая, сосущая боль изнутри. Она терзала, выматывала тело и душу. А ещё он чувствовал на себе чей-то взгляд.
Он
