5-й роты. Все ждали сигнала к отправке.
Среди старослужащих бытовала поговорка – «Половина солдатской службы – дурацкое ожидание». В нашем случае она не утратила актуальности. После того как мы битый час протоптались около машин, последовала команда «Отбой!». Циппа оставили сторожить машины, а все остальные разбрелись по городку.
На углу у поворота к железнодорожной станции мы встретили Жана. И опустошили с ним не один стакан вина в ресторанчике на главной улице. Впервые мы встретились, когда он сидел за столиком рядом, зажав большую рюмку с коньяком между ладонями. Подождет пару минут, отопьет глоточек, потом снова пауза, после нее – еще один. Сидя за столом, он до ужаса напоминал белку. Мы не могли удержаться от смеха. Он не мог не заметить этого. На его физиономии, наполовину скрытой надвинутым на нос беретом, проступили черты недовольства. Мы тогда подумали, что, мол, вот сидит бедняга и этот коньяк – единственное его утешение в жизни. Бела попытался было позвать его к нам за столик, угостить винцом. Жан согласился, подсел к нам, а когда он на чистейшем немецком стал объяснять нам, что сразу сообразил, что нас в нем так развеселило, мы едва со стульев не попадали.
– Вы, немцы, варвары. Вы и понятия не имеете о том, как надо пить, чтобы изгнать из души печаль.
– Ну, так уж и варвары! Это ты явно загнул! – запротестовал Бела.
– Ничего подобного, – не согласился Жан. – Вы ведь как пьете? Хвать стакан и залпом выливаете содержимое в глотку.
Мы понимали, что вино, конечно, принято пить глотками. Но чтобы коньяк? Жан потом объяснил нам, как пьют коньяк – надо пить его не спеша, маленькими глотками, ладонями согревая бокал или рюмку, и – главное – вдыхать его аромат. И в тот вечер мы изрядно напрактиковались по части поглощения этого чудо-напитка, причем Жан недурно угостил нас.
После этого случая мы еще не раз выпивали с ним. Он рассказал нам о том, как побывал в немецком плену во время Первой мировой войны и до сих пор был благодарен «патрону», у которого работал. Постепенно к нам присаживались и другие французы, они по-немецки не понимали ни слова, однако в лице Жана мы обрели весьма умелого переводчика.
Для нас, молодых, если не сказать – сопляков, эти вечера были страшно интересны. Надо сказать, французы, в том числе и Жан, далеко не во всем соглашались с нами. Куда там! Они были настоящими патриотами и любили свою Францию. Это становилось ясно, стоило с ними парой слов переброситься. И все же из их слов нетрудно было заключить, что они с определенной долей зависти относились к Германии. И то, что Германия за считаные годы сумела достичь такой экономической мощи, полностью устранить безработицу и в первую очередь создать могучую армию, сумевшую без особого труда завоевать Францию, поражало их, и они этого не скрывали. Они с горечью признавались нам, что их насквозь прогнивший режим, вернее, постоянно сменявшиеся лидеры и правительства довели Францию до того, что она оказалась не в состоянии даже защитить себя, и вот результат: страна
