о нем в трудах, даже когда речь шла о пожаре.
Если бы жители этого города не были настолько просвещенными, если бы не обладали богатой фантазией, если бы среди судей оказалось чуть меньше изощренных умов, злодея бы просто умертвили. Люди, несколько лет пошептавшись на площадях («Один безумец, тот, что сжег наш храм… как его звали, дай бог памяти…»), его в конце концов забыли бы. А получилось иначе. Едва ли не каждый оратор клеймил негодяя, громко называя его имя, всякий литератор считал долгом написать о нем, разумеется, не оставляя своего антигероя безымянным. Весь эллинский мир шептался: «Знаете, какое наказание придумали эфесцы поджигателю? Постановили навсегда его забыть. Никто и никогда не будет упоминать его имени. Кстати, как его звали?…Да, мы его непременно забудем». И забыли, только не бездарного поджигателя, а гениальных зодчих Херсифрона, Метагена, Пеонита, Деметрия и Хейрократа.
Артемисион решили отстроить заново. Казалось бы, хорошее дело, но история возрождения храма обросла таким количеством слухов и откровенных сплетен, что найти истину в этом потоке сегодня не представляется возможным. «Прекрасный храм сгорел, – писал историк Страбон, – и граждане воздвигли другой, более красивый, собрав для того женские украшения, пожертвовав собственное имущество, попросив у соседей и продав уцелевшие в пожаре колонны». Менее благожелательные, например, Тимей из Тавромения утверждали, что «эфесы возводили святилище на деньги, отданные им персами на хранение». Эфесский грек, этнограф и путешественник Артемидор, опровергал подобные подозрения, с гневом восклицая: «Не было у них в это время никаких денег на хранении! А если и были, то сгорели вместе с храмом. Крыша рухнула, и кто бы захотел держать деньги под открытым небом?».
Заботу о восстановлении храма эфесцы возложили на человека, изумлявшего всех своими фантастическими проектами. Именно он, Хейрократ из Александрии, выполнил удивительную планировку родного города и предложил, впрочем, не получив поддержки, превратить гору Афон в гигантскую статую Александра Македонского, держащего в руке сосуд, из которого вытекает река. Однако в Эфесе александриец не проявил особой фантазии, ограничив свою работу масштабами и отделкой. Преклоняясь перед гением Херсифрона, он не стал изменять прежнюю конструкцию, зато увеличил основание, доведя размеры постройки до 109 м в длину и 50 м в ширину.
В тот раз строительство было нетрудным и продолжалось недолго. Все обошлось без особых сложностей, поэтому архитектору не понадобилось ничего изобретать, достаточно было правильно применить то, что уже придумали предшественники. Главный зал, как и раньше, был обрамлен двумя рядами резных колонн. Сооружение стало выше и выглядело еще более величественным
