style="font-size:15px;"> Нехорошее чувство заледенело в груди Ани: интуиция подсказала ей, что он появился здесь не просто так. Прийти по чистой случайности, сесть у столика напротив, рассматривать ее своими холодными желтоватыми, как у совы, круглыми глазами с короткими ресницами, а потом подойти и заговорить – уверенно, ровно.
Дамир появился через три минуты. Раздраженный, с желваками на скулах, с металлическим блеском в глазах. Очевидно, разговор с важным гостем, даже подогреваемый дорогим коньяком, не получался.
– Чего? – бросил он, взглянув на часы. – Я же сказал – не беспокоить меня! Ладно… в чем дело?
– Я не могу работать.
– Что? – Его миндалевидные, восточные глаза вглядывались в нее с плохо скрытой досадой. – Не можешь работать? Что за новости? Месячные у тебя вроде бы кончились, да?
Аня покачала головой:
– Ты не понял. Ко мне за столик сел мой старый знакомый. Я с ним в одной школе училась. Редкая сволочь. Я не могу с ним работать. Он ублюдок.
Дамир пожал плечами:
– Не хочешь – не работай. Найди другого клиента.
– Так он сидит за моим столиком.
– Так пересядь… погоди. Вот этот?
Дамир глянул туда, где сидел столь нежеланный для его путаны человек.
– Да ты что мне тут… бакланишь? – прошипел он. – Это же зять Вайсберга, который сейчас у меня сидит. Быстро иди к нему и делай все, что он тебе скажет! И если он на всю ночь зависнет, то… работай с ним, другие отменяются. Понятно?
Аня широко распахнула свои и без того большие глаза:
– Погоди, Дамир. Вот этот… Юрка Кислов – зять банкира?
– Да. Зять Ледяного… Вайсберга, я же тебе сказал! Быстро… мымррра!
Мымрой он называл Аню только тогда, когда его накрывала волна едкого, нестерпимого, жгущего раздражения, стремительно разрастающегося в откровенную ярость. И Аня поняла: с Дамиром сейчас лучше не спорить.
Ну что ж, это ее крест. Она сама выбрала.
Интересно посмотреть на дочку банкира, которая выбрала себе в мужья этого желтоглазого, недалекого, хамоватого сынка директора текстильщицкого кафе «Кафе». Вайсберг. Вероятно, какая-нибудь жирная усатая еврейка с кривыми волосатыми ногами и непомерным апломбом.
Кислов даже не посмотрел на нее, когда она опустилась на свое место за столиком, только произнес:
– А, вернулась? Ничего хорошего от Дамира Маратовича не услышала? То-то же.
И только тут зять банкира соизволил поднять на нее взгляд, и она увидела в этих до отвращения знакомых круглых глазах сытое презрение и – похоть.
– Восемь лет не виделись, – протянул Кислов. – Восемь лет. Помнишь, когда в последний раз, нет? В Текстильщике, когда ты ждала этого, как его… Каледина. Он меня тогда еще ударил. Удачно.
При этом не самом приятном воспоминании на круглой раскормленной физиономии Юрки появилась холодная усмешка: дескать, я ничего не забыл и ничего не простил.
– А
