темнота, ни густая вуаль не помешали Тартарену сейчас же узнать посетительницу по одним ее горящим глазам, сверкавшим сквозь тюль.
– Госпожа Экскурбаньес!
– Господин Тартарен! Перед вами глубоко несчастная женщина.
Голос у нее дрожал от слез. Добряк расчувствовался и заговорил с ней отеческим тоном:
– Бедная моя Эвелина! Скажите, что с вами?..
Тартарен звал по имени почти всех дам в городе, – он знал их еще девочками, потом, в качестве представителя муниципалитета, выдавал их замуж, он был их наперсником, другом, он был для них чем-то вроде дядюшки.
Он взял Эвелину за руку и стал ходить с ней вокруг бассейна с красными рыбками, а она начала рассказывать ему о своих горестях, о своих семейных неурядицах.
С тех пор как пошли разговоры о переселении в далекие края, Экскурбаньес при всяком удобном случае с видимым удовольствием говорил ей шутливо-угрожающим тоном:
– Вот увидишь, вот увидишь, дай нам только переехать в эту самую Полигамию…
Будучи женщиной крайне ревнивой, но в то же время простодушной, даже отчасти приглуповатой, она принимала эту шутку всерьез.
– Правда ли, господин Тартарен, что в этой ужасной стране мужчины могут жениться несколько раз?
Он мягко разуверил ее:
– Да нет же, милая Эвелина, вы ошибаетесь! Все дикари на наших островах моногамны. Нравы у них и без того строгие, а им еще предстоит перейти под начало к «белым отцам», так что с этой стороны опасаться нечего.
– А откуда же тогда название страны?.. Эта самая Полигамия?..
Тут только до Тартарена дошло озорство великого насмешника Экскурбаньеса, и он так и покатился со смеху:
– Ваш муж над вами подтрунивал, моя крошка. Страна называется не Полигамия, а Полинезия, что значит – группа островов, и опасного для вас тут ничего нет.
Сколько смеху было потом в Тарасконе!
Между тем дни шли за днями, а писем от эмигрантов не было – были только телеграммы, которые герцог пересылал в Тараскон из Марселя. Телеграммы эти, в спехе посылавшиеся из Адена, из Сиднея, во время остановок «Фарандолы», отличались чрезвычайной сжатостью.
Впрочем, тут не было ничего удивительного, если принять во внимание тарасконскую лень.
Собственно говоря, зачем писать письма? Достаточно телеграмм. А телеграммы, которые регулярно печатала «Порт-тарасконская газета», неизменно содержали в себе добрые вести:
«Путешествие чудесное, море как зеркало, все здоровы».
Для поддержания энтузиазма больше ничего и не требовалось.
Наконец однажды на первой странице газеты появилась следующая телеграмма, как всегда, пересланная из Марселя:
«Прибыли в Порт-Тараскон. Торжественный вход в гавань. Дружба с туземцами, вышедшими встречать на пристань. На
