с какою предупредительностью друг к другу! Каждый старался быть полезным и приятным для своих спутников.
– Это место вам больше подходит? Сделайте одолжение!
– Эта каюта вам больше нравится? Пожалуйста!
И так во всем.
Тарасконская знать, обыкновенно такая чванливая, – все эти д'Эгбулиды, д'Эскюдели, привыкшие задирать нос, – держала себя теперь на равной ноге с мещанами.
Однажды утром, в самый разгар погрузки, пришло письмо от отца Везоля – это была первая почта непосредственно из Порт-Тараскона.
«Слава тебе, господи, мы приехали, – сообщал добрый инок. – Многого не хватает, а все же – слава тебе, господи!..»
Ни малейшего восторга и никаких подробностей.
Его преподобие упомянул лишь о короле Негонко и о королевской дочке Лики-Рики, прелестной девочке, которой он, Везоль, подарил нитку бисера. В заключение он просил посылать что-нибудь более практичное, нежели обычные дары жертвователей. Вот и все.
О самом порте, о городе, о том, как колонисты устроились, – ни единого слова. Отец Баталье рвал и метал:
– Ваш отец Везоль – растяпа… Вот я ему задам по приезде!
В самом деле, от такого благодушного человека можно было ожидать менее сухого письма, однако дурное впечатление, которое оно произвело, потонуло в погрузочной суматохе, в оглушительном шуме переселения целого города.
Губернатор – иначе Тартарена теперь не называли – проводил все дни на палубе «Туту-пампама». Заложив руки за спину, он с улыбкой прохаживался взад и вперед среди груд самых разнообразных предметов, не нашедших себе мест в трюме, – котомок, подсобных алтарных столиков, грелок – и с высоты своего величия поучал:
– Ну куда столько, дети мои? Все это и там можно достать.
Сам он бросил и стрелы, и баобаб, и красных рыбок, а взял с собой американский тридцатидвухзарядный карабин, запас фланели и больше ничего.
И как он за всем смотрел, как зорко за всем следил – и на корабле и в городе! Он успевал побыть и на репетициях хорового кружка, и на Городском кругу, где происходили строевые занятия ратников ополчения.
Эта тарасконская военная организация, пережившая осаду Памперигуста, была еще усилена в предвидении защиты колонии и тех боевых действий, которые решено было предпринять для ее расширения. И Тартарен, в восторге от военной выправки ратников, часто в приказах выражал благодарность как им самим, так и их командиру Бравида.
И все же по временам губернаторское чело прорезала тревожная морщина.
Дело в том, что за два дня до отплытия «Туту-пампама» ронский рыбак по имени Барафор нашел в прибрежном ивняке герметически закупоренную бутылку, сквозь все еще прозрачное стекло которой можно было различить внутри что-то вроде свернутого листа бумаги.
Все рыбаки знают, что подобные находки следует передавать властям, а потому
