уважать тебя. Попробуй им повертеть – станет как шелковый.
Они стали мыть посуду – застывшую осклизлую гору. Лариса сняла кольца, засучила рукава, влезла в чей-то старый халат, – работала она со скоростью и сноровкой моечной машины; вообще ее женская сноровка и умение внушали доверие.
– А теперь – поехали отсюда, – сказала она, обтерев руки и закурив. – Сегодня тут будет неинтересно. И пусть подумает, что ты обиделась.
У замерзшего окна электрички продолжала поучать:
– Хочешь замуж – умей подстроиться под него, даже – играть им.
«Да не хочу я подстраиваться! И хочу ли замуж…»
– Пьет? Кто ж не пьет. Зато изменять тебе никогда не будет.
– Это почему? – не уловила связи Валя.
– А он женщинам не нравится, – объяснила Лариса. – Так что тебе будет спокойно.
Валю эта перспектива почему-то отнюдь не вдохновила.
– Как это он не нравится?..
– А он еще как-то в студотряде жаловался друзьям, что ни одна с ним по вечерам гулять не хочет. Тут… может, я зря тебе это бухнула, но всегда лучше знать все.
– А все-таки – почему ж не нравится? – всерьез заинтересовалась Валя.
– А ты сама не чувствуешь? Не видишь? – Лариса махнула рукой. – Ну… нет…
Валя промолчала, не возразила… Лариса открыла, вздохнув:
– Страсти в нем нет. Мужик не чуется. В мужчине должен быть какой-то железный стержень, понимаешь? Размах – настоящий, от души, а не рассчитанная трата папочкиных денег. «Горе от ума» проходила в школе?
– Это к чему?..
– Мужчина должен быть Чацким. Романтик, бунтарь, одиночка, умница. А этот – Молчалин. Аккуратный в делах, послушный начальству… а на самом деле – никакой.
– Да нет! – отвергла Валя. – Он и шумный бывает, и веселый, и резкий, и вообще…
– С кем это – резкий? С тихой девочкой? С женой и хомяк резкий. Весе-елый… Это просто – конформизм, современный стиль поведения. Он – не способен умыкнуть девушку ночью на коне, или поплыть в одиночку вокруг света, или… короче, не романтический идеал, а вот для жизни – самый подходящий муж. С ним как захочешь устроиться, так и будет.
Просидевшие десять лет в одной тюремной камере две женщины после освобождения еще сорок минут разговаривали за воротами; здесь эпилог последовал уже на перроне метро:
– Ты только меня не выдавай, не проговорись: мы с ним все-таки работаем вместе, знаешь – сплетни в коллективе… Вы – двое хороших людей, будете счастливы… Я тебе все говорила, чтоб ты не повторяла моих ошибок, Валечка. Чтоб замуж шла не за мужественного подлеца по безумной любви, а за надежного парня, который и материально обеспечит, и к другим не пойдет. А окрутить его просто…
Дома Валя долго стояла под душем, меняла обжигающий на ледяной, пока не почувствовала себя чистой. В свежих простынях думала еще, засыпая, о прошедшей ночи, и морщила носик брезгливо и пренебрежительно.
