по всей строгости русских законов, так как убийство сделано было на русской территории. Но Лоов бежал к абазинам, и сторонники Бахты-Гирея, лишившись возможности отомстить ему лично, перенесли кровавую канлу не только на весь абазинский народ, укрывший преступника, но и на ногайцев, у которых он был убит. Встревоженный Ртищев отправил в горы одного туземца, поручика Таганова, с тем чтобы он так или иначе захватил Лоова. Хитрый Таганов не замедлил вкрасться в доверие князя и успел склонить его приехать в Георгиевск будто бы для примирения с Менгли-Гиреем. Но едва прямодушный Лоов, поверивший данному слову, переступил русскую грань, как был схвачен, привезен в Георгиевск и предан суду.
Ртищев в это время уже был назначен главнокомандующим в Грузию и, уезжая в Тифлис, предписал Портнягину отправить Лоова в Астрахань, так как на линии, где он имел много друзей, могли быть сделаны попытки к его освобождению. Портнягин не скрыл своего презрения к Таганову как к человеку, игравшему честным словом, и медлил с отправлением Лоова до тех пор, пока Ртищев, по жалобе Менгли-Гирея, не напомнил ему своего приказания. Тогда Лоов был отправлен, но бежал из Астрахани, а Менгли-Гирей заподозрил в этом деле участие самого Портнягина. Глубоко затаив в душе обиду и ненависть, он снова жаловался Ртищеву, а между тем начал волновать ногайцев. И вот когда интриги его были открыты, Портнягин и удалил его от должности.
Дельпоццо, однако, не счел за нужное касаться подробностей дела и донес главнокомандующему просто, что причина ногайских волнений заключалась: во-первых – в притеснениях, которые делали им линейные казаки преимущественно по земельным вопросам; во-вторых – в удалении от должности генерала Менгли-Гирея, который один держал в повиновении буйных ногайцев; и в-третьих – в слабом и небрежном охранении казаками пограничной черты. Последнее обстоятельство Дельпоццо доказывал тем, что турецкий назырь Сеид-эфенди, прорвавшись с по луторатысячной партией всадников сквозь кордоны вблизи самого Георгиевска, прежде чем увести ногайцев, пять дней оставался в русских владениях, никем не замеченный.
Что касается сычовского дела, то Дельпоццо подтвердил вполне донесение Портнягина, но высказал при этом и собственное мнение, что «действия Сычова были вполне законны и правильны» и что «самое благоразумие побуждало его исполнить так, как это было им сделано, ибо упорство не обещало ничего, кроме несчастья». «Что же касается трех офицеров, – прибавляет Дельпоццо, – то они поступили в залог добровольно и без малейшего понуждения к тому со стороны начальника».
Подобного взгляда на воинскую честь Портнягин переварить не мог и ответил, что «подобное благоразумие тесно граничит с позорной трусостью, недостойной русского имени». Главнокомандующий признал, однако, заключение Дельпоццо вполне основательным и, освободив Сычова от ареста, возвратил ему полк.
Портнягин, по настоянию Ртищева, был предан военному
