меня присоединиться к строю. В этой вежливости была скрыта какая-то подлость. Васька–Бык, как ни в чем не бывало, расхаживал взад – вперед. Цыган бессмысленно выпучивал свои коричневые коровьи глаза в никуда. Мне так захотелось куда-нибудь исчезнуть, что лишь осознание своей гражданственности помогало сохранить спокойное выражение лица.
– Равняйсь! Вольно! Смирно! – заревел Муса.
Некоторые, еще не совсем привыкшие к закидонам нашего большого босса, слегка расслабились.
– Не понял, румыны! Была команда смирно! – прогрохотал прапорщик и подался вперед. Малодушные должны были от этого движения падать в обморок. Васька–Бык тоненько захихикал.
– Товарищи солдаты! – продолжил Муса. – Все неуволенные в запас – два шага назад шагом марш!
Я оказался перед строем.
– Отлично! Почему мы здесь сегодня собрались? Кто скажет? – он обвел взглядом настороженных солдат. – Рядовой Цыган!
Цыган покрутил глазами и квакнул.
– Я думаю, вы все согласитесь с этими словами. Молодец, Цыган!
Муса постоял, покачиваясь с носка на пятку, не обращая на меня никакого внимания. Брюхо его слегка колыхалось под кителем, полностью заслонив от меня Быка. Мне представилось, что тщедушный Васька, наверно, легко мог поместиться во чреве этого гиганта. И я вообразил себе картину, как прапорщик пожирает другого прапорщика. Ваишник недовольно хмурит брови, стреляет глазами, шевелит усами, но молчаливо поглощается Мусой, который виделся мне эдаким крокодилом из сказки Чуковского, лопавший Бармалея.
– … каждый из вас понял, что здесь правила устанавливаю я! – донесся до меня голос командира. – Верно, Цыган?
Тот вздохнул.
– Чего ты шумно дышишь? Ты что – лошадь?
Цыган вздохнул еще глубже.
– Каждый из вас уедет домой после службы в ОРМ настоящим воином: с дембельским альбомом, прошитыми белым кантом погонами и фуражкой с набитой тульей. Девки за вами будут бегать табунами, солнечные зайчики от значков и медалей будут вызывать слезы у беззубых дошкольников, старики будут махать вам вслед руками, радуясь за защитников отечества! Все это у вас будет! Но никогда не будет у него! – тут он указал на меня пальцем, копируя жест Ильича.
Я удивился, но не подал виду. Из-за живота оратора выглянул Васька–Бык и пытливо уставился на меня, будто первый раз видел.
– Это, товарищи солдаты, не воин. Это – господин студент! – Муса вплотную подошел ко мне. – Поэтому он не может быть ни сержантом, ни рядовым, ни даже ефрейтором. Где наша черная метка? – он обернулся почему-то к Передерию.
Тот растерянно стал шарить по своим карманам и недоуменно развел руками.
Муса торжественно, как жрец инков при жертвоприношении, поднял руку, двумя пальцами уцепился за мой погон и с треском легко оторвал его вместе с рукавом.
– Вот она, наша черная метка! – замахал он, как знаменем моим несчастным погоном. Строй потрясенно молчал. Даже Цыган непроизвольно открыл рот.
– Цыган! Рот закрой – трусы
