длинная коса спуталась, губы побелели.
– Дедушка.
– Ну что, милая?
– Лихо мне, зябко.
– На, дитятко, выпей травку, выпей, моя ладушка.
– Зачем мне она?
– Сонная это травка.
Светлым, теплым туманом заволоклась изба. Дед знает толк в травах.
И снится ей, будто идет она лугом, и трава такая мягкая и pocная по ногам, туман предутренний, тонкий и свежий. Всходит она на высокий холм и хочет разглядеть сквозь дымку, что за ним. А туман мягкий, нежный, но все покрывает, все заволакивает… А ей до страсти надо знать, что там внизу и вдали. А туман все скрывает. Она просит… хоть бы солнышко поскорее выглянуло. И вот оно падает жарким лучом на нее, вниз, на зеленую траву под ногами. И будто голос стариков. «Не надо, не проси». А туман впереди и от солнца все гуще… И будто кто-то хватает ее за руку и силится удержать, и снова кричит – «не ходи», а она от солнца, от травы бежит в туман. И вместо утра темно, и крики, и скрежет зубовный. И под ногами огромная ночь… И огни… И чьи-то тени. И все мечется, зовет, и нет конца их страданиям.
Когда Гостята выехал из леса, многое вокруг переменилось. И то, что случилось на лесной дороге, показалось ему уже другим. Он остановился. Там ели задевали его, осыпали снегом, а здесь…Он смотрел на поле.
В земле поднималась и ширилась ее сила. И люди своим бессильным разумом пытались ее понять. Везде среди снега появлялись на земле коричневые проталины с первой травой. И от их раздражающего запаха, от солнца все оживало в сердцах беспокойно и ярко: и жажда счастья, и прошлая боль, давнее зло и добро, все, что, казалось забытым, поднималось в душах, как трава после снега. Весенняя сила земли тревожила, она приходила ко всем.
Земля была добра. Они напоили ее кровью. Земля была щедра…
И с той внезапностью, с которой рвались на земле неокрепшие узы человеческого счастья, нежности, жизни – с той же силой возвращала она эту извечную жажду.
Всадник вдохнул весенний воздух.
Пути ему ведомы, чащобы знаемы, и в степи половецкой телеги скрипят, как лебеди вспугнутые, неверная стрела нечистая в сердце летит. Человек в бою шепчет заговоры, а сейчас он не молится. Смотрит благодарно на родное небо… прояснело над полем необозримо.
Странна и свежа эта синяя нежность над снегами, среди серых облаков. Бог ли христианский, весна ли чаровница, стрибоги ли ветры приоткрывают небо. Слышится колокольный звон и он знает, не сожгли город, пока он странствовал.
Такова земля наша, велика и обильна, а покоя в ней нет. Не в огне ли дом твой, не угнали ли жену, не убьют ли самого в поле? Истоки нам ведомы, яруги знаемы. И ведомо, как реки мутно текут, и встает род на род, брат на брата. Он оставил позади и боры дремучие, и веси, и источники тайные. И в пути убьют, и сбережешь ли дом свой от беды? Велика земля и обильна.
И потому всегда поднимает воин благодарный взгляд к голубеющему небу перед тем,
