гости, мать пекла огромный пирог человек на десять. Ася любила этот «день пирога»: воспоминания, разговоры, протяжные песни, от которых становилось тепло и спокойно. Любила даже тогда, когда гости вдруг схватывались на какой-нибудь теме и делились на два противоборствующих лагеря. Прислушивалась к разумным доводам, перекрывающим друг друга голосам, взрывам смеха. В этом нагромождении эмоций Ася различала то ясный отцовский голос, то звучный Сагадат апы, то нежный и естественный голос матери. Этот голос она не спутает ни с каким другим. Мать часто рассказывала что-то доброе и веселое. Ася попыталась вспомнить… и провалилась в глубокий сон.
Где-то через час Руслан ткнул Асю в бок.
– Вставай! Проспали.
Возникла долгая пауза. Ася не могла сообразить, где находится, что-то смутное шевелилось в голове, моталось в стороны, поднималось, опускалось и никак не собиралось в кучу правильных мыслей.
Чай, кофе, холодный душ! С чего начать? Хотелось нырнуть под одеяло и спрятаться.
– Вставай! – повторил Руслан. – Надо все сделать сегодня.
Ася порадовалась, что у нее есть Руслан. Она была уверена, что его терпение сейчас лопнет и он начнет злиться и ругаться, но он спокойно натянул штаны, полез в шкаф за носками.
– Проклятье! – чертыхался он, пытаясь справиться с вывернутой наизнанку футболкой. – Давай вставай, я чайник поставил.
Ася закрыла глаза. Как сквозь вату слышала обрывки фраз:
– Василий звонил… Серега… поможет… с утра мотнусь в мечеть… с работы отпросился… А про какие три дня говорила Сагадат апа?
Ася вздрогнула. Она знала, что он когда-нибудь спросит, и все равно вопрос прозвучал неожиданно.
Ася улыбнулась, обняла Руслана за плечи. Он нетерпеливо похлопал ее по руке, намекая, что надо поторапливаться.
– Не хочешь, не говори, – стараясь казаться равнодушным, сказал Руслан, но Ася уловила нотки обиды.
Да, она не хочет говорить, и это правда.
Это было пять лет назад. Ася пришла к матери в больницу и, пока она спала, села ждать на стуле у окна. В палате, кроме матери, было еще трое больных. Самой тяжелой была старушка у входа – острые колени, локти, пустой взгляд в потолок, открытый беззубый рот, а в нем по языку ползала муха. Старушка дышала то резкими короткими вдохами, то храпящей затяжкой. Иногда замирала, и казалось, что умерла. Ася испуганно вскакивала, подходила, прислушивалась. Она уже готова была бежать к медсестре, и тут в груди старушки что-то булькало, клокотало, словно проходила через фильтр еще одна дарованная минута, и вновь грудь оживала, поднималась, опускалась.
– Пообещай мне, что ты закроешь мне рот, чтобы я так не мучилась. – Слова матери застали Асю врасплох.
– Ты о чем?
– Я о себе. – Мать подошла к старушке, прогнала муху из ее рта. Старушка никак не отреагировала, а мать продолжила: – Просто подушку положи мне на лицо и подожди, когда наступит конец.
– Ты что такое говоришь?! – Ася испуганно стала оглядываться
