ждет: бесконечная череда бронхитов, диарей и бородавок.
Когда у меня наконец появляется возможность перезвонить мужу, он отвечает, запинаясь.
– Сэйди… – по его тону сразу ясно: что-то не так.
Уилл замолкает, а я лихорадочно прокручиваю в голове множество сценариев. Больше всего тревожусь за Отто: утром я оставила его у причала. Попрощалась и посмотрела вслед парому, на котором сын уплывал в школу.
Именно тогда я заметила Имоджен, стоявшую с подругами. Бесспорно, она – красивая девушка, этого у нее не отнимешь. Ее кожа светлая от природы; ей не нужно пудриться, чтобы выглядеть белее. Льдисто-голубые глаза составляют контраст с кожей. По неухоженным бровям видно, что Имоджен и раньше была темноволосой. Она избегает вызывающе-темной помады, которую любят другие девушки, предпочитая розово-бежевую. Получается довольно привлекательно. Правда, к пирсингу в носу привыкаешь не сразу.
Отто раньше никогда не жил в таком близком соседстве с девушкой, так что его снедает любопытство. Тем не менее ему почти не удается поговорить с ней. Имоджен не ездит с нами к причалу, не общается с Отто в школе. Насколько мне известно, она делает вид, что вообще не знает его. Они пересекаются редко и ненадолго. Например, вчера вечером Отто за кухонным столом трудился над домашним заданием по математике. Имоджен, проходившая мимо, увидела тетрадь с именем учителя и прокомментировала:
– Мистер Янсен – гребаный придурок.
Отто только вытаращился в ответ. Слова гребаный в его лексиконе пока нет, но, подозреваю, это лишь вопрос времени.
Сегодня утром Имоджен с подругами стояли на краю пирса и курили. Дым на морозном воздухе окутывал их головы белыми клубами. Я смотрела, как она подносит сигарету ко рту, затягивается с видом опытного курильщика, задерживает дыхание и медленно выдыхает. При этом, готова поклясться, девушка бросила взгляд на меня.
Заметила, что я наблюдаю за ней из машины? Или просто уставилась в пространство?
Я так увлеклась наблюдением за Имоджен, что – как теперь припоминаю – не обратила внимания, успел ли Отто на паром, автоматически предположив, что успел.
– Значит, у Отто проблемы, – говорю я в тот же миг, когда Уилл продолжает:
– Это были не Нильссоны.
Поначалу я не понимаю, о чем он. Какое отношение имеет Отто к этим старичкам?
– А что с Нильссонами? – уточняю я, но продолжаю думать об Отто, осознав, что не видела, как он садится на паром… Воображение рисует сына в наручниках, сидящего в кабинете напротив директора. Рядом караулит полицейский. На краю директорского стола пакет с вещдоками – пока воображение еще не нарисовало, с какими именно.
– Мистер и миссис Фоуст, – обратился к нам директор в тот злополучный день.
– Доктор Фоуст, – поправила я его с невозмутимым выражением лица, впервые в жизни попытавшись воспользоваться своим служебным положением. Мы с Уиллом стояли за спиной Отто. Уилл положил сыну
