проставлена вина…Но нас не примут в ясный кукольный роман,
От наших всюду проникающих погод
Куда мы денемся, когда глухой туман,
Совсем не лондонский, нас молча разведет?
«А ветер всё сильней, а гул всё нарастает…»
А ветер всё сильней, а гул всё нарастает,
И снег уже не снег, а громкая вода.
И вестницы весны— красивых женщин стаи
Проснулись и спешат заполнить города.
Так много стало дня, так мало стало суши.
Весть мир, как теплоход, и смех из всех кают.
И тёмные стада завистливых дурнушек
Уже ушли домой и завтра же уснут.
«Разлука— наш большой воздушный шар…»
Разлука— наш большой воздушный шар.
Я лично дую так, что даже глохну.
Весенний свет, зеленоватый пар
волнуется, дрожит, туманит окна.
Звонки буравят черную весну,
гудки растут с тупым упрямством капель.
И глядя в пол, мы видим глубину,
где залегает телефонный кабель.
Следим, как он опасливо ползет,
боясь обрыва или замыканья.
Разлук не хочет втайне только тот,
кто ленится любить на расстоянье.
И яблока обзора он зазря
гонять не станет по слепому блюдцу…
Он ничего не видит, говоря:
«Уехали. К среде должны вернуться».
Но к нам нетрезвый ходит почтальон
и врет косноязычно и туманно.
Какие нам портреты пишет сон,
не вынимая кисти из стакана!
Его погонят скоро со двора.
Но нам его хотя бы показали.
И разлучаясь с жизнью до утра,
следим за ней закрытыми глазами.
«Наше лето— сплошной бесплодный июнь…»
Наше лето— сплошной бесплодный июнь,
электрички полной печальный свист,
и картошка, картошка, куда ни плюнь.
Огурец выпускает третий лист.
Строят дом и пахнет лесом сырым.
Заноси— кричат, – да левей, левей!
Одичало домашнее слово «Крым»,
земляника выродилась в траве.
Человек рассадой обременен,
обжигает ветер ему лицо.
Что настанет скоро конец времен,
он возьмет и поверит, в конце концов.
Все умрем: и девчонка в дождевике,
и коза в репьях, и ближний лес,
да и я с дурацкой тяпкой в руке,
и не то, чтобы грянул гром с небес,—
так он думает. – Просто будет течь
сто июней долгих, как сто годов.
Одичает всякая тварь и вещь,
и придет сентябрь, и не даст плодов.
Шепчет разум больной, шипит, шуршит:
– Посмотри, и дождь на лету прокис!
– Посмотри, – это щебет глупой души,—
огурец выпускает третий лист!
«В Симферополе в спящем ночном аэропорту…»
В Симферополе в спящем ночном аэропорту,
примостившись птицею на какой-то трубе,
в
