раз жена советовала Макару отправить в Ростов какую-то весточку, что он жив. Но Макар отказался. Боялся, что за родными до сих пор следят, и любое письмо может сыграть злую шутку не только с ним, но и с отцом, мачехой, Зоей.
Макар не знал о своей семье ничего. Илья тоже считал, что опасно сообщать о себе родственникам. Хотя ему и отправлять письма было некому. Илья полностью растворился в семье. В его мыслях Таисии не было давно. Он весь теперь принадлежал Лее. Матильда завидовала дочери. Лея родила первого сына в конце 1911 года, второго в июле 1914 года, перед самой войной.
Когда на имя Тихона Лесного пришла повестка, земля ушла из-под ног Леи. Счастливая семейная жизнь превратилась в море слёз. Илья обещал, что ради жены и детей не будет лезть под пули и сбережёт себя.
Он вернулся с войны первым. В середине 1915 года. Ослеп. Лея плакала. Целовала его глаза. А он всё время твердил, что лучше бы погиб. Не видеть теперь любимую, стало для него сильным потрясением.
Лее стоило огромных сил, чтобы вновь разбудить в Илье жажду к жизни. Примерно через полгода после возвращения Илья стал слабо различать предметы одним глазом. А ещё через полгода один глаз полностью восстановился. Даже Матильда говорила, что это невероятное чудо.
От Макара не было никаких вестей. После нескольких месяцев совместной службы с Ильёй Макара перевели. Илья не знал куда.
Матильда сходила с ума от горя, стала озлобленной. Запретила Лее навещать её. Даже от старшего внука отворачивалась, встретив его на улице.
Когда в деревне начались антицарские волнения, Илья уговорил Лею уехать из деревни в Ростов. Он посчитал, что там будет безопаснее. Матильду уговорить не удалось, она осталась ждать Макара.
И осенью 1916 года Илья, Лея и двое их сыновей отправились в Ростов-на-Дону. Илья не боялся, что там его кто-то узнает. После войны он совсем перестал быть на себя похожим. Даже не узнавал себя в зеркале. А наличие новой фамилии всё больше убеждало его в безопасности переезда.
***
Карина продолжала своими действиями обольщать ссыльного Шагита. Она запирала дверь в кабинет, чтобы никто случайно не зашёл. Янек уже давно привык к таким условиям работы.
Среди ссыльных было не принято рассказывать о своих родных и месте, откуда родом. И так получилось, что в новой артели знали только о том, что он из Ростова, но не знали его настоящего имени.
Теперь для всех Янек был Шагитом. Однажды подошёл к нему один из закройщиков, с которым Янек общался особо тесно, и сказал, что Карина обещает свободу тому, кто назовёт ей настоящее имя и фамилию ссыльного Умарова.
Как-то Карина наливала себе кипяток и обварила руку. Она кричала так сильно, что в дверь стали ломиться.
– Не открывай, – прошипела она Янеку.
Но было слишком поздно. Дверь выбили.
Вбежавший охранник увидел полуобнажённую Карину,
