последняя цель жизни, не содержится в предметах данной действительности, в мире конечной реальности, а напротив, достигается только через уничтожение этого мира, и, во-вторых, в признании, что эта последняя цель достижима не для отдельного лица в его отдельности, а только для всего мира существ, так что это достижение необходимо обусловлено ходом всеобщего мирового развития» (В. С. Соловьев, цит. по изд. 1988).
И здесь же необходимо отметить, что предельно заостренные тезисы Гартмана в отношении того, что: «Человек есть лишь место проявления бессознательного; он лишен свободы (нет источника); и он – существо аморальное, что заведомо обрекает его на страдания», подвергались резкой и обоснованной критике. Так, например, подводя итог анализу высказываний Гартмана, французский философ, исследователь пессимизма Эльм Мари Каро оценивал его идеи о конце жизни человечества как «метафизическую драму», в которой «господствует такое пренебрежение к здравому смыслу, такая спекулятивная фантазия, что нет никакой возможности вести серьезную аргументацию» (М. Э. Каро, 1893). Странно, что столь критично настроенный исследователь ограничился лишь тезисами Гартмана, а не предпринял исторический демарш и не «призвал к ответу» также и Гаутаму Будду. Последний проповедовал ровно то, что утверждал в своих трудах Гартман: высшее счастье – не рождаться вовсе, и что счастье такого рода достижимо с выходом из колеса сансары (т. е. цикла перерождений). И около миллиарда последователей буддизма не считают вот эти тезисы какой-то галиматьей, лишенной смысла.
Мы же полагаем, что сущностной ошибкой Эдуарда фон Гартмана в вышеприведенном фрагменте было лишь утверждение, что «человек… лишен свободы..». Напротив, сам факт жизни – это и есть величайший дар свободы и самости, который только и могла сотворить вот эта поразительная и проявляемая таким образом «энтелехия» объемной реальности, сотворив попутно и явленный мир – или, как предпочитают говорить наши ученые коллеги, простанственно-временной континуум – в котором эти дары могут быть получены и оценены. Считать, что такая оценка в принципе может быть выведена без феноменов страдания и со-страдания – это от недомыслия. И поэтому феномены такого рода идут «в пакете» с основными дарами и никак не иначе. Такова цена подлинной свободы и состоявшейся самости человека.
Что же касается заброшенности, одиночества и вообще некой изоляции человека от вот этой первородной сущности, то у этой сущности очевидно «хватает ума» не разбивать золотые яйца своего дара – как это с завидной регулярностью делают наши братья по разуму, убегая от свободы, обращаясь к «предсказателям судеб» и проч. – и до поры проявляться лишь по особым случаям. Парадокс наличия свободы воли у человека и непроявленной сущности, которая будто бы «стоит» за всем этим, решается именно таким мудрейшим образом.
�
