во всех видах и специфичная для юмора бытийная форма его существования как конкретного проявления «здесь-и-теперь» (Леонтьев Д,А, 2000). Этот момент уникален, эксцессивен и создает свободу и вариативность человеческого существования. Повторенное – не смешно. Недосказанное досказывается в неуловимой межличностной атмосфере юмора. Юмор восполняет пробелы формальной и дедуктивной логики. Юмор вписывается в «логику смысла»: «…юмор – это искусство поверхностей и сложной связи между поверхностями. Начиная с избыточного равноголосия, юмор выстраивает свое единоголосие… – единоголосие Бытия и языка – всю вторичную организацию в одном слове» (Делез, 1995,с.298). «Вторичная организация на поверхности языка возвращает что-то из самых глубочайших шумов, глыб и стихий в Единоголосие смысла» (там же; с.298). Юмор, смех возвращает мир к изначальному хаосу (Д. С. Лихачев), из которого возможно новое развитие, свобода и вариативность личности. Бытийные проявления юмора создают связку юмора и смысла, юмора и творчества. Последнее проявляется в шедеврах мировой культуры и в повседневной жизни людей, как отдушина, всплеск энергии, логика смысла. Повторим, что юмор мог бы развиваться до бесконечности, если б не одно «но». И это «но» – «но» языка. Язык ограничивает юмор – чувством. Говорят не «юмор», а «чувство юмора». То есть юмор поощряется языком как воспринимающая способность. В этом мудрость языка и самоограничение развития юмора. Само языковое бытие юмора задает ему реактивный, зависящий от объекта, воспринимающий характер. Уникальность, неповторимость, связь со смысловой логикой и языковым бытием являются бытийными, экзистенциальными характеристиками юмора и внимание к ним представляет экзистенциальный принцип развития психологического знания. Благодаря этим чертам бытийные характеристики юмора смыкаются с вышеописанными его орудийными характеристками, и последние поглощают бытийные черты юмора. Повторим, что наибольшее родство проявляют юмор и смысл.
Юмор, являясь и способностью человека, использует принципы сравнения, обобщения, переноса, аналогии и т. п. иначе, чем формальная логика. Он по-другому восполняет пробелы понимания, он решает «задачу на смысл» не так, как формальная логика и не так, как смыслообразование. Эмпирических исследований, сравнивающих механизмы смыслообразования и юмора пока нет, но они были бы интересны.
Мы находим родство юмора и смысла в том, что они «обслуживают» понимание и являются механизмами личностной регуляции деятельности и жизнедеятельности. Различия же в том, что это разные психологические механизмы с разными принципами регуляции.
Методологически родство юмора и смысла в том, что они оба обобщаются категорией «психологического орудия». В той мере, в какой смысл осознан и произволен он является орудием воздействия человека на самого себя, на свой внутренний мир, то есть средством саморегуляции и саморазвития. Когда же речь идет о влиянии,