но надежда умирает последней, а если её вовсе не было, то и того лучше.
Он оделся в предложенный ему комплект белой одежды и вышел из комнаты. Дверь с диодом тихо отъехала в сторону от его прикосновения, открыв ему путь в длинный белый коридор. Парень дошёл до элегантной лестницы и спустился в не менее элегантную белую парадную. Всё, как всегда, той же дорогой он последние несколько хрен-знает-чего – пусть будут дни, так проще – ходил на кухню за едой.
Может, хотя бы сегодня что-нибудь изменится? Игорь подошёл к тяжёлой входной двери. Нет, никаких диодов, замков и петель на ней не прибавилось, а значит, выйти из особняка всё ещё нельзя. На нет и суда нет, а хотелось бы. Вдруг парень осознал, что ему впервые за время пребывания здесь чего-то захотелось. Раньше желание выбраться диктовали страх и отчаяние, стремление вернуться к привычному и естественному образу жизни. В этот раз не так: усталость была осязаемой, она не висела мёртвым грузом где-то внутри, как когда он был заперт в комнате. Ему хотелось не выйти, точнее, не только этого – он хотел перемен. От этого понимания Игорь улыбнулся. Это маленькая победа. Не особо понятно, над чем, правда.
Вдруг в животе прозвучал неприятный звук и вслед за ним случился болезненный спазм – он голодный. В этот раз голод был настоящим, а не просто механической реакцией организма на недостаток еды. Раз голод, значит, надо поесть, а значит, надо на кухню. Благо, там всегда полно еды.
Игорь уверенно направился в сторону кухни, рассчитывая быстренько раздобыть там чего-нибудь съестного и продолжить исследовать особняк. Его надежды на скорейшее пополнение желудка оказались развеяны невысоким парнем с отросшими тёмно-русыми волосами. Он стоял напротив раскрытого холодильника и внимательно что-то разглядывал. Наверное, не понимает, на что смотрит. Блин, с ним же придётся разговаривать, а сил на это вроде не было. Или были? Раз он не знает, значит, стоит хотя бы попробовать.
Володя открыл глаза и быстро встал с кровати. Осмотрелся и неспешно направился в ванную. Взглянул в зеркало: за прошедшие день и ночь чуть отросла щетина, а волосы стали неприлично длинными, но подстричь их возможности не было. Парень выдавил на руку немного специальной пены, о предназначении которой догадался через три дня, – по крайней мере, он трижды ложился спать, – после попадания в таинственный особняк. Нанёс пену на лицо и взял изящную бритву необычной конструкции: очень маленькая, с несколькими тонюсенькими лезвиями. Справиться с такой смог бы и ребёнок. Несколько движений, и щетины как не бывало. То же самое с зубной щёткой и необычной пастой. Если сначала всему этому хотелось искренне удивляться, то за проведённое здесь время успела выработаться привычка. Вопросы о том, так ли оно в будущем, пропали вместе с интересом к нему.
Он посмотрел в зеркало и неожиданно понял, что умывался он чисто
