мне даже интересно. И ты со мной поедешь!
Её голубые глаза вспыхнули от восторга, а потом погасли. Прошка отмахнулась:
– Кто ж меня пустит!
– Ой, всё.
Я хотела ещё добавить, что велю и пустят, но тут в сенях показалось грузное тело тётки Анфисы. Она подалась ко мне и прищурилась:
– А ты зачем встала, ась? Велено было лежать да сил набираться! А она по двору гуляет!
– Тётушка Анфиса, мы маленечко… – попыталась оправдаться Прошка, но получила нехилую затрещину и заткнулась. Тут уж возмутилась я:
– Зачем вы её бьёте? Она не виновата, это я захотела!
И встала перед женщиной, вздёрнув подбородок и глядя прямо в глаза. Тётка Анфиса тут же подобрела:
– Ты ж моя неразумная, ты ж моя голубонька, боярышня моя, ну как дитя малое! Вон, дядька приехал справиться о твоём здоровьечке, может, уговорим его тебя сопроводить до Белокаменной! Пойдём-ка, пойдём, поднесёшь ему чарку, поулыбаешься скромненько, как ты у меня научена…
Она подхватила меня под локоть и повела в зал. Там уже сидели, кроме Яромира, большой седовласый старик с морщинистым, словно продубленным от ветра и зноя лицом и несколько других мужчин, помоложе, пониже и поуже в плечах. Все ели прямо руками из общего блюда, пили из металлических кубков, украшенных чеканкой и тёмными камушками, вытирали бороды тыльной стороной руки… Дорогой гость поднял на меня глаза, усмехнулся и, звучно рыгнув, сказал:
– А вот и хозяюшка явилась! Никак не рада меня видеть, Евдокия?
Да, кажется, я выразительно поморщилась. Только недавно отучила Матвея от дурацкой привычки вслух выпускать воздух через рот, всё зря, что ли? Придётся начинать всё с начала… Но, поймав умоляющий взгляд тётки Анфисы, я сказала совсем не то, что хотела:
– Почему же? Я очень рада вас видеть… дядюшка.
Жгучий взгляд чёрных глаз пронзил меня. Вот да. Раньше это выражение было просто книжным оборотом, несколько даже неудачным и слишком пафосным, а сейчас я вживую почувствовала две дырки, прожжённые в моих зрачках. Аж перекреститься захотелось, хотя я никогда не была верующей и в церковь не ходила. Но я снова пересилила себя. Тьфу ты, Янка, представь, что он просто клиент: немного выпивший, качающий права, тупенький мудачок. Улыбнулась, опустив глаза, чтобы спасти сетчатку от ожога, и пробормотала:
– Ещё вина?
Яромир громко усмехнулся:
– Ну, налей, налей, боярышня. Всем налей, хозяйка.
Служанка подала кувшин, и я пошла к столу. Наполнила подставленный кубок и уловила резкий запах вина. Фу, гадость какая… Как они могут это пить? Оно точно с пробкой! Понюхала ещё раз, не обращая внимания на удивлённые взгляды мужчин, и покачала головой. Нет, не затхлое, но слишком густое и необычное. Таким напиться даже литра не надо.
– Что же ты, Евдокия, неужто вина захотелось? – снова усмехнулся Яромир. – Баяли, что ты умом тронулась, вот вижу, правду
