сегодня совершенно серебряный вечер!
Девушка посмотрела на Григория с недоумением.
– Почему серебряный? – переспросила она и, взглянув на артельцев, столпившихся на крылечке трапезной, добавила: – Григорий Борисович, вас ждут.
Гриша помахал товарищам рукой.
– Вот видите, их уже нет, – усмехнулся он, глядя, как сытая и довольная компания спешно растворяется в паутине вечернего сумрака.
– Вы что-то хотели мне сказать? – Девушка ступила на дорожку к церковным воротам. – По работе?
– Полина, простите, я буду на «вы», мне так проще.
– В храме вы общались со мной на «ты»! – Улыбка сверкнула на девичьих губках.
– Ну, это там, – смутился Григорий, – сейчас другое дело. Вы меня простите, я первый раз разговариваю с девушкой не по работе. Просто сегодня после нашего с вами рисования со мной произошло что-то непонятное. Родион спрашивает: «Гриша, что с тобой?» А что я ему скажу, если сам себя не понимаю? Короче, кажется, я в вас влюбился, Полина… Не смейтесь, ради бога. Я бы никогда этого не сказал, если бы мог с собой справиться. Такие дела.
Слова Гришиного признания произвели на девушку неприятное впечатление. Она предполагала услышать что угодно, только не это. От смущения и духоты южного вечера Полина готова была упасть в обморок. Ну что она могла ответить влюблённому генералу, человеку, на которого привыкла смотреть как на персонаж божественной иконографии? Принять сердцем вот так запросто «нетварное» признание в любви было выше её невеликих сил.
– Григорий Борисович, что вы такое говорите! Оставьте сейчас же! Не обижайте меня и сами не обижайтесь, пожалуйста…
Девушка неловко повернулась и торопливыми шажками засеменила в глубину церковного участка к приходскому домику, где настоятель выделил ей маленькую отдельную комнату. Взбежав по лестнице, она распахнула дверь своей девичьей келейки, упала на кровать и… зарыдала. Поля была необычайно разгневана любовной выходкой бригадира. Признание Григория отозвалось в её сердце колкой личной обидой. Какая неучтивость! Внезапное, не проверенное временем чувство – этакий каприз начальника – он посмел высказать ей, артельной песчинке! У него что, совсем нет жалости?!
В тот вечер Григорий долго бродил по засыпающей станице. Зыбкая россыпь небесных светил всюду сопровождала его и к полуночи вывела на задворки. Гриша шёл, не разбирая дороги, и вскоре оказался на дне заброшенного строительного котлована, поросшего полутораметровой крапивой. «Пора возвращаться», – подумал он и решил спрямить обратный путь. Однако метров через сто вынужден был остановиться. Луна освещала заросли крапивы, рассыпая по верхушкам стеблей дивные серебряные блики. Котлован походил на ковш Большой Медведицы, наполненный млечным сиянием. Не видя обратной дорожки, Гриша пошёл напролом, тысячекратно повторяя: «Как же вокруг красиво, почему я такой дурак!..»
