тамбура вышел обещанный Никитка. Высоченный рыжий красавец с ясными глазами, ничего общего с пропитым напарником. Разве что сумка такая же, клетчатая.
– Они тут часто появляются: участок бойкий, по электричкам снуют, а иной раз и в поезд попросятся. Пускаем из жалости, Христа ради, – тараторила вагонная фея, пока статный торговец заглядывал во все купе поочерёдно. – Много таких, человек тридцать. Кормятся с железной дороги, а чем ещё заниматься? Кому они с таким дефектом нужны? Вот и жмутся к себе подобным, поддерживают. Знаете, их ведь целая деревня собралась – сплошь глухие да немые. Сбились из разных мест, где травили, издевались. Теперь живут общиной, все поровну делят. Не бросают своих.
Никитка подошёл совсем близко, по-свойски обнял проводницу, как бы невзначай погладил сильной рукой по груди. Та зарделась. Не только из жалости, видать, пускает в поезд торгашей – этот лаской берёт, остальные наверняка выручкой делятся.
– А чего это вы сегодня так далеко от дома забрались? – несмотря на возбужденный румянец, она заговорила гораздо медленнее и повернулась лицом к собеседнику. Видимо тот умел читать по губам. – Ну, ничего, ничего. К вечеру довезём. Ты зайди ко мне, как с делами закончишь, хорошо?
Рыжий кивнул, и тётка ушла, вызывающе покачивая бёдрами. Негоциант улыбнулся Лене, потрепал по волосам её дочь и сделал «козу рогатую» близняшкам. Те зашлись своим хрюкающим смехом. Раиса отпаивала напуганного мальчика минералкой, но тут бросила бутылку и схватилась за кошелёк.
– Мне пять пар носочков и чулки, вот эти, белые.
Пересчитав деньги, Никитка вернул полтинник. Подмигнул. Не обращая внимания на благодарный лепет, снова провёл рукой по рыжим кудрям, протянул Иришке леденец на палочке и вышел.
– Мама, как дядя узнал, что мы в молчанку играем? – удивлённо округлила губы Иришка. – Вообще ни слова не сказал! Значит, он победил, а нам теперь кошку есть… Нет, давайте переиграем. Пожа-а-алуйста!
Лена вышла в коридор, не желая вновь слушать противный стишок. Посмотрела вслед «челноку». Высокий, симпатичный, обходительный. Завидный жених. Первый парень в своей деревне. А в остальном мире… Сложно объяснить пятилетнему ребёнку, почему дядя «такой». В смысле «не такой». Тем более, если сам не можешь разобраться, как относиться к глухонемым. Жалеть? Но у этого Никитки вполне цветущий вид. Проводница его привечает, несмотря на… Как там она сама сказала? Уродство? А, дефект. Ой, какая мысль нехорошая. Ведь они живые люди, такие же, как мы. Почти. Вот, опять выплыло это пренебрежение. Терпимее надо быть. Черт, и здесь терпеть! Надоели все, хуже горькой редьки. А тут ещё голова разболелась…
Она разогнала банду малолетних молчунов по своим купе. Легла на полку в обнимку с дочерью, – игнорируя пыхтение «мама, отпусти, жарко!» – и через мгновение провалилась в душное забытьё.
В поезде немало особенных звуков, которые больше нигде в природе не встречаются. И почти все они действуют на нервы. Отъезжающая
