именно мной. И я хотела её побега. И могла помочь.
– Твой папа не держит меня, милая, – она выдохнула и легла на пол, уложив голову на сгиб руки, – мне незачем сбегать и скрываться.
Я не смогла скрыть удивления.
– Ты меня украла тогда, – прошептала и осеклась.
– Я испугалась за тебя, Лесси, – на её губах появилась улыбка умиления, – но я очень сильно ошиблась, подумав, что твой папа плохой. И он меня простил.
Пришлось встать, отвернуться и подойти к лотку с шампунями, чтобы она не заметила моего состояния.
– Ты сейчас живешь в шатре Фила? – решила сбавить накал переживаний я.
Мама напряглась. Ощутимо и с долей испуга.
– Я ни в коем случае не… не подхожу к твоей привязке! – поспешное.
Она даже села и руками перед собой помахала. Я непонимающе её оглядела.
Однако проблему это не решило, потому что она только села ровнее, но так и не развеяла моё непонимание. Я же догадалась: раньше моей реакцией был бы гнев, и если, в отличие от папы, рукоприкладством я не занималась, то могла устроить ей кучу запретов или даже запереть на несколько недель в её шатре.
Я была ужасным ребёнком.
– Я знаю, – вышло немного грубее, чем я планировала, но старая Алесса так бы и поступила, – ты теперь переезжаешь ко мне.
Я набрала в руку шампунь, а после опомнилась и смыла его, чтобы сперва нырнуть с головой, а после повторить первое.
– Я кхм… тебе нужна моя помощь? – заботливо спросила она.
Но отстранённо и достаточно безэмоционально. Не так, как воспитывала она меня на Фобосе. Здесь у неё было много запретов в отношении меня. От простых, вроде – нельзя прикасаться без разрешения, до: в чьём-нибудь присутствии первой садиться должна всегда я.
Я покачала головой. Это было не так сложно, как борьба с сандалиями.
– Твой папа… – она замялась, – дал разрешение? Он может наругать меня за мой переезд.
Мой кивок и её радостная улыбка.
– Ты стала мягче, солнышко, – заметила она, – раньше ты не любила, когда я ночую с тобой.
Я пожала плечами и сказала то, что хотела сказать давно:
– Я больше так не буду, – прямой открытый взгляд, – и ты можешь вести себя так, как в Надежде.
Она даже вздрогнула от такого.
– Ты… ты сказала, что ничего не помнишь…
– Я ничего и не помню, – я вновь нырнула, смывая шампунь с волос.
Её взгляд следил за мной ещё с минуту, очевидно говоря об тщательном обдумывании ею моих слов.
– Не переживай, мама, – я слышала из своих уст тон отца, – скоро всё станет лучше.
Она на секунду зажмурила глаза, после распахнула их и мрачно вгляделась в моё непосредственное от предвосхищения лицо. Ехидное и довольное.
– Ты меня пугаешь, солнышко, – прошептала она, – но я тоже чувствую волнение, милая. Будто что-то плохое рядом. Но… папа обязательно нас защитит.
