шагов, а потом упали, не особенно вникая, правильно ли падают. Рухнули правильно, но Лера оказалась сверху. Похоже, что не случайно. Андерс лишь глаза распахнул пошире, наблюдая, как его седлают, а затем начинают трогать, ласкать, гладить и целовать. С такой страстью и нежностью, словно в руки девушки достался объект давнего поклонения. Это было бы приятно и здорово, если бы не какая-то нотка отчаяния, что сквозила во вздохах Леры, пробегала искоркой во взгляде, горчила в поцелуях…
– Нет. Так дело не пойдет. – Андерса ни горечь, ни отчаяние не устраивали. Он хотел, чтобы были сладость и наслаждение. – Сначала я буду сверху.
Поменять дисклокацию – дело одной секунды. И вот уже Лера лежит, распластанная на покрывале, а Андерс завис… залюбовался, засмотрелся. И понял, что никуда не торопится, в принципе, и ей торопиться не позволит.
Глава 4
Вдох – поцелуй, выдох – с большой задержкой. Только затем, чтобы воздуха побольше глотнуть. Снова поцелуй, глубокий, жаркий, цепкий. Такой, что не разорвать, друг от друга не оттянуть. Руки путаются, сталкиваясь между собой, потом переплетаются, словно так и задумано. И вот уже запястья девушки задраны над головой, пришпилены к подушке. Еще минута – и эти же руки отпущены на свободу, с нетерпением зарываются в волосах мужчины, царапают кожу, затем спускаются на шею, с наслаждением оглаживают спину. Словно не замечая ласки, мужчина сам упивается гладкой женской кожей на сгибе плеча, втягивает с силой, не думая, что останутся следы. Он вообще ни о чем не думает, мозги почему-то отключились, остались только голые инстинкты. Андерсу важно лишь то, что женщина рядом с ним одуряюще пахнет, жарко дышит ему в висок, оставляет горячие следы от губ на виске, на щеках, на лбу – везде, где дотянется, где он сам подставится и позволит. А ему нравится подставляться под эти ее ненасытные поцелуи.
Но еще больше нравится трогать, сжимать, стискивать, словно проверяя на прочность, все самые сладкие части ее тела: те, что успел разглядеть под платьем, те, что из-под платья позже выглянули, и даже те, что позже придется разглядывать. Не знал, на чем остановиться, поэтому десятки раз спускался и возвращался вверх, от шеи и до самых лодыжек, лаская руками, губами, всем телом… Забыл, как надо, словно и не знал никогда, как правильно, будто никогда ничего подобного раньше не делал. Двигался, дышал, наслаждался тем, чего больше всего самому хотелось. И кайфовал от того, что Лере это нравится не меньше.
Шальные, будто подростки, впервые дорвавшиеся до греха, они узнавали тела друг друга, временами сталкиваясь лбами, иногда путаясь в конечностях. Но тихие вздохи, жаркие стоны – ее, довольные рыки, настойчивые просьбы – его, постель, превращенная в мешанину из сбитых простыней и тел, – все происходящее просто кричало о том, что оба хмельных участника греха очень увлечены и довольны. И это была только прелюдия к настоящему сексу.
Андерс думал когда-то, что занятие сексом – дело приятное и замечательное, но уже давно ничему не удивлялся. Не пресытился, никогда не отказывался
