который жадно пожирал плоть божественного Юлия, обнажая череп, ребра и кости…
Бушующее пламя было предвестием зарева новых потрясений… Вооружённый факелами народ с криками: «Смерть убийцам!» – двинулся на Капитолий, где за крепостными стенами укрылись заговорщики. У подножия холма им преградили путь сенаторские отряды самообороны, набранные из верных слуг, ощетинившихся мечами и копьями. Марк Антоний торжествовал, – тогда он понял, что лучшего времени может не представиться, и направил своих людей в храм Опс, где хранилась казна Кесаря, добытая за годы войны в Косматой Галлии. Воины, опоясанные мечами, ворвались в святилище и разграбили его сокровища, после чего наведались в дом Кесаря, откуда вынесли сундуки с золотом и чеканным серебром…
Трое всадников в доспехах и кровавого цвета плащах взирали с холма на бушующее море людское, посреди которого колебалась водружённая на копьё мёртвая голова Гельвия Цинны, по ошибке растерзанного озверевшею толпой.
– Salus populi suprema lex (лат. ‘глас народа – высший закон’), – мрачно усмехнулся Марк Брут.
– Народ – стадо, – заметил Гай Кассий, – и мы отняли у него пастуха, желая сделать его свободным. Как видно, ни одно благодеяние не остаётся безнаказанным. Увы, современники нас не поняли, может, хотя бы потомки вспомнят благодарным словом…
– Кесарь мёртв, но имя его, по-прежнему, живет, – задумчиво отозвался Децим Брут.
– Римский народ рад будет поставить шею под хомут нового диктатора, да и среди отцов-сенаторов рабское сознание незаметно прижилось! – восклицал его знаменитый родственник. – Трусы, они бежали из курии, оставили в силе все постановления тирана. Цицерон восхищается деяниями Кесаря… Надо же – как он быстро переметнулся!
– Неужели эта жертва была нами принесена напрасно? – вздохнул Децим.
– Нет, – сверкнул глазами Марк Брут. – Мы будем бороться за свободу до конца…
– Против римского народа? – осведомился Гай Кассий, но его вопрос остался без ответа.
***
Древность оживает перед нашими глазами, стоит только захотеть, протянуть руку, коснуться… Мы видим развалины городов, руины канувших в лету империй, бесконечно сменявших друг друга на протяжении тысячелетий, и воссоздаем облик человека тех далеких времен, который своим образом жизни мало чем отличается от нас с вами. Природа одухотворена, и все в этом мире: земля, деревья, горы и даже камни, – обладает непостижимым разумом, способным слышать, впитывать, запечатлевать. Но если бы могли… камни, из которых сложены грандиозные сооружения вроде Большого цирка или самая жалкая лачуга, – заговорить! Что бы рассказали они нам, людям века сего, о том недосягаемом прошлом?
На Эсквилине, в западном конце Оппия, который назывался Каринами, находился дом Помпея, перешедший после его смерти к Марку Антонию. Перистиль, отделанный белым мрамором и окруженный высокою колоннадой, фонтан с водою, подведенной
