вместо этого.
– У меня двойная степень – искусство и английская литература. Папа любит шутить, что не знает, что из этого более бесполезно. Он хотел, чтобы я изучала экономику.
– Мне довелось поработать со многими выпускниками филфаков, – возразила Элизабет. – У них все неплохо сложилось в жизни, не переживай.
– Чем вы занимаетесь? Ничего, что я спрашиваю?
– Нет, конечно. Я журналист. Проработала в «Таймс» двенадцать лет.
– Как интересно!
– О да. Было.
Элизабет не сказала, что год назад она и половина ее друзей согласились на отступные, чтобы не попасть под грядущее сокращение через полгода.
– Сейчас я пишу книгу.
– Ничего себе! Это ваша первая?
– Третья.
– Вау.
– Ты уже знаешь, чем хочешь заниматься после окончания колледжа?
Сэм выглядела смущенной.
– Я с детства любила рисовать. Но, очевидно, это не работа.
– Для кого-то – работа, – не согласилась Элизабет.
– Я бы хотела работать в художественной галерее. Может, когда-нибудь преподавать, – сказала Сэм и вдруг выпрямилась. – Извините. Мне следовало сказать, что у меня большой опыт с младенцами. У меня есть сертификат на оказание первой помощи. Здесь, в городе, у меня отличные рекомендации. В первые три года учебы я частенько сидела с детьми по вечерам и на выходных.
– И три полных дня в неделю не помешают твоей учебе?
– Я на последнем курсе, – ответила Сэм. – Не слишком загружена. К тому же, каждые два года я работала на кампусе и выстраивала в соответствии с этим свое расписание, так что я уже привыкла.
– Отлично, – кивнула Элизабет. У нее был целый список вопросов, но она не помнила, куда его подевала. Она чувствовала, что следовало спросить что-то еще. А она увлеклась приятной беседой.
Сэм оглядела гостиную.
– Как долго вы здесь живете?
– Месяц.
Элизабет и Эндрю начали задумываться об отъезде из города десять лет назад, на их третьем свидании. Они сходили на столько просмотров, примеривая на себя жизни, прожить которые были не готовы, – маленькие фермы на берегу залива, особняки в колониальном стиле с огромными задними дворами в Нью-Джерси, даже пляжные коттеджи в Мэйне, где в середине июля они практически убедили себя, что смогут жить там круглый год.
– Не надо попусту тратить время риэлторов, если вы не настроены серьезно, – заявляла ее свекровь, очевидно, чемпион по защите риэлторских прав.
Но Элизабет никогда не знала наверняка, всерьез они настроены или нет. Ньюйоркцы упивались жалобами на город: толпы, задержки поездов в метро, суматоху. Любой здравомыслящий человек хотел переехать отсюда. Лучше всего понять ньюйоркцев можно было не по тому, в каком районе они жили, а по тому, куда они мечтали сбежать – в Лос-Анджелес, Портленд, Остин, откуда бы они ни понаехали. И все-таки, когда кто-то уезжал, Элизабет это шокировало.
