Боже мой, это в их-то возрасте! Даже если предположить, что отношения мамы и Конрада не были абсолютно платоническими… Но такое!
– Ты влюбился в кого-то другого? – осторожно спросила Анна.
Конрад фыркнул, что, видимо, должно было означать «нет», а потом добавил все тем же сдавленным голосом:
– У меня был роман.
– Роман?
– Ерунда! – почти выкрикнул он с раздражением. – Девушка на работе. Совершенная ерунда!
Анна не нашлась что ответить. Она совершенно обессилела, и молча села в машину.
– Тебе нужно поесть, – заметил Конрад.
Казалось, у него камень с души свалился после того, как он признался. Значит, подумала Анна, это все-таки правда.
Конрад завел машину и сказал:
– Мне хочется, чтобы тебе было здесь хорошо – насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах. Я знаю: твоя мама желала бы именно этого. Пусть твое пребывание в Берлине немного напоминает отпуск. Ты ведь летом никуда не ездила.
«Боже мой!» – подумала Анна.
Конрад взмахнул рукой, отметая возражения:
– Конечно, я понимаю, что ты предпочла бы находиться не здесь, а дома, с Ричардом. Я только хочу сказать, что, когда ты не в больнице – а пока ты мало чем можешь помочь, – постарайся хоть немного развлечься.
Он искоса взглянул на Анну, и та кивнула в ответ – раз Конраду так важно, чтобы с ним согласились.
– Тогда, – сказал Конрад, – давай начнем с того, что отправимся пообедать в хорошее место.
Ресторан расположился среди сосен Грюневальда, излюбленного места для семейного отдыха, и в воскресенье, в хорошую погоду, там было полно народу. Воздух уже был довольно прохладным, но даже за столиками снаружи, застегнув пальто на все пуговицы, сидели люди и потягивали напитки.
– Ты помнишь это место? – спросил Конрад.
У Анны как будто появились воспоминания, связанные с очертаниями этого здания и цветом его стен.
– Наверное, мы приходили сюда с родителями. Но не поесть, а что-нибудь выпить.
Конрад улыбнулся:
– Himbeersaft[5].
– Да-да!
Ну, конечно: малиновый сок! Его пили все немецкие дети.
Внутри, в обеденном зале, стоял пар от дыхания множества заправских едоков. Их пальто висели рядком вдоль обшитых коричневыми панелями стен, а выше красовались две пары оленьих рогов и картина, изображавшая охотника с ружьем. Громкие умиротворенные голоса посетителей перекрывали позвякивание ножей и вилок. Анну все это и трогало, и настораживало – как всегда, когда она слышала такое знакомое с детства берлинское произношение.
– Все началось примерно три недели назад, – сказал по-английски Конрад, и другие голоса, вызывавшие у Анны столь сложные ассоциации, тут же перестали достигать ее слуха. – Тогда твоей маме все стало известно.
– Откуда она
Малиновый сок (нем.).
