сразу вернуло уверенность. Всегда любил огнестрел. Любой. Нормативы «Ворошиловского стрелка» ещё в фабрично-заводском училище выполнил. А это что?! С тела исчез воспалённый, плохо заживший шрам операции по удалению аппендицита, после которой почти четыре месяца не мог летать.
– Товарищ гвардии подполковник, у меня для вас две новости! – тут же ухмыльнулся Кабо.
– Давайте плохую! (Хотя, что может быть хуже того, что ты умер?)
– Аппендицит у вас на месте.
– Как это?! Мне же под Новый год его вырезали в госпитале?
– Это другое тело. Здесь всё работает. В том числе и аппендикс. Для чего-то же он нужен? – бело-голубой уткнулся в чёрную прямоугольную коробочку, вроде портсигара, легонько постучал по крышке пальцами и удовлетворённо добавил:
– А, вот! Важная часть иммунной системы, скопление лимфоидной ткани, хранилище полезных бактерий.
– Понятно… А – хорошая?
– Хорошая новость в том, что теперь вы идеально здоровы!
– Товарищ военврач! – решился Сафонов. – А что у вас за звание?
«Кабо» вновь принял строевую стойку и коротко кивнул:
– Космонавт. Зубров Николай Николаевич. Рад знакомству!
Как-то уж очень по-старорежимному это у него получилось. Из «бывших»? Вроде слишком молод. Саргенто самостоятельно щёлкнул каблуками:
– Старший космонавт Феоктистов. Владимир Игоревич.
Вот здесь уже не осталось никаких сомнений – такую выучку приобретают только долгими годами. А «двухгалочный», ничтоже сумняшеся, указал рукой на вновь появившуюся из-за железных шкафов миловидную «капитаншу»:
– А это – атташе О`Гирли. Зоринка Аркадьевна. Прошу любить и жаловать! С воинским званиями Рабоче-Крестьянской Красной Армии её чин соотносится как «капитан». Но здесь «атташе» относится уже к старшим офицерам.
Слух резанул белогвардейский термин обозначения командного состава.
– А где это «здесь», господа хорошие?
Все трое с любопытством уставились на Бориса. Зубров ехидно прищурился:
– Смотри, у него уже и рука кобуру лапнула!
– Ты бы на его месте вообще уже полчаса дрался! – очень спокойно отозвался Феоктистов. – Зоринка Аркадьевна, можно нам панорамку?
Женщина молча что-то включила и стены стали прозрачными! Рука Сафонова непроизвольно сползла с клапана. Высота была небольшой – этаж второй или третий. Почти сразу за кабинетом колыхались на лёгком ветру кроны вполне привычных деревьев с летней пышной листвой. Но вот за ними! Прежде всего, в глаза бросались циклопические здания закруглённых, изогнутых и изящно-ломаных очертаний, что поднимались за недалёкой речкой. Архитектура была сплошь незнакома, но не вызывала отторжения. К тому же, почти сплошь высотки состояли из непрозрачных сверкающих стёкол! По ближнему краю их опоясывала какая-то эстакада, вроде капитального
