style="font-size:15px;"> Потом в аул пришло известие, что федералы в отместку зашили какого-то полевого командира в свиную шкуру. Ваха чуть не перерезал мне горло. Не дал Султан после того, как я спросил, оттуда в Чечне или Дагестане могли взять свинью?
Хочу влюбиться… Влюбиться до крика, до боли. Только не до той боли, которая была… Так, чтобы останавливалось дыхание. Я так давно не любила.
Точнее, никогда. Любила только по воображению: артистов кино и эстрады.
Любовь, как я понимаю, такая же естественная потребность человека, как
дышать, пить и есть. Не дышать и не есть – это смерть. А не любить? Это тоже смертельно.
У меня сейчас в жизни, вроде, все нормально, но я – в постоянном ожидании катастрофы. Такое ощущение, будто иду под куполом цирка без страховки. А внутри – музыка из фильма «Челюсти»…
Я не по годам взрослая. Говорят, люди взрослеют очень быстро на войне. Я тоже, считай, побывала на войне. Но это – глубоко моё, этим я не делюсь даже с мамой.
Я стала ненавидеть мудрость, которая возникла во мне. Я устала по словам ифразам видеть, что будет дальше. Мне надоело понимать каждый ход человека.
Верните мне розовые очки, с ними так круто…
Я повесила его портрет на стену. Я нутром чую, что народ наш он не любит. И в этом я его отчасти понимаю – народ наш любить трудно. Но в этом случае правитель должен любить государство. Но он и государство не любит, вот в чем дело! В смысле, не умеет сделать так, чтобы государство было сильным. Он любит только себя, свою пьяную, вороватую власть. При нем мы ослабли дальше некуда. А он все пыжится, щеки надувает, величественный шарлатан. Вы понимаете, о ком я? Конечно, понимаете.
Собственно, что я хочу сказать. Это он виноват в том, что Ваня пропал.
Я бы поехала в Чечню, не задумываясь. Но я даже приблизительно не знаю, где может быть Ваня. Командование бригады отвечает, что пропал без вести. Если бы был жив, наверно, дал бы о себе знать. Но – ни письма, ни звонка.
Стараюсь не смотреть на себя в зеркало. Мне сорок четыре. А на вид – все пятьдесят. Давление – ниже некуда, еле ноги таскаю. Была гипертоником, стала гипотоником. Говорят, это еще хуже.
В комитете солдатских матерей сказали, что есть спецгруппы по розыску сотрудников МВД и военнослужащих, пропавших без вести. С невероятным трудом встретилась с одним таким розыскником. Знакомое лицо. Оказывается, работал в нашем районном УВД. Майор Пряхин Виктор Петрович.
Выслушал, вгляделся в фотографию, посочувствовал, записал все данные, обещал помочь, но как-то вяло, будто это у него гипотония. Предложила деньги, у меня лежит приличная сумма, хотела в Чехию съездить. Отказался, даже как бы обиделся. Не знаю даже, что и думать. В общем, появилась слабенькая надежда. А вдруг? А вдруг?
В ауле не стихает погребальный бой барабанов. Кто-то убил отца Вахи, жившего в Москве. Чем он там занимался, неизвестно. Не думаю, что скрывался от ичкерийцев. Наверняка крутил какой-то криминальный
