месиво туч, испаряли из воздуха воду, насыщали озоном атмосферу, облегчали дыхание.
– Это огонь между небом и землей, – услышал Ленни голос чивани сквозь громы и молнии.
Протянутые к небу руки цыганки согнулись в локтях и легли на грудь. Ленни глянул на нее и увидел, что ее глаза закрыты, губы плотно сжаты, лицо сосредоточено в каком-то неимоверном усилии. Но вот вдруг она резко выпрямила руки с раскрытыми ладонями и направила их в землю. Яркий одинокий луч отделился от солнца, сверкнул мощнейшей молнией с оглушающим раскатом грома и ударил прямо перед ними, заставил вспыхнуть огнем полевую траву, подсушенную жарой. Огонь мгновенно оббежал вокруг них кольцом, не задевая их, но воспламеняя все кругом.
Цыгане в таборе, проснувшись от грохота, увидели огонь, всполошились. Дети кричали от страха, женщины голосили от отчаяния. Мужчины, выскочив из фургонов, второпях собирали пожитки, закидывая их беспорядочно внутрь. На скорую руку запрягали коней и спешно покидали пожарище, направляясь к городу. Огонь преследовал их, но не трогал.
Собаки метались внутри кольца из стороны в сторону, прыгали, выли, жались к колесам и к людям.
Чивани внимательно следила взглядом за передвижением огня, где, подгоняя, где, останавливая, потом принудила стать тише, опуская руки, ладонями вниз, все ниже и ниже. Как дирижер собирает пальцы вместе, заставляя умолкнуть музыку, так и она сделала заключающий жест, потушив беспрекословно подчиняющийся ей огонь, как бы вобрав его в свои пригоршни.
– Это огонь на земле.
Они стояли в кругу, незатронутым пожаром, а вне него от близлежащих домов до первой лесопосадки лежала выгоревшая земля. Собаки мгновенно успокоились и устроились вокруг них.
Она поднесла к груди сложенные вместе ладони и поклонилась солнцу. Его око, казалось, улыбаясь, снисходительно позволило закрыть себя тучами. Стало так темно, что начинающийся день был похож на поздний вечер и, наконец, на землю обрушилась вода.
Ленни сидел, омытый теплой водой, хлещущей с неба, потрясенный до глубины души феерическим зрелищем огненной стихии.
Чивани и сама впервые осознала, какой силой она владеет. Думала, пожимая плечами, владею и все. А сейчас, когда пришло время передать свои знания, сама была ошеломлена. Навстречу дождевым потокам из нее выплескивались потоки радости, благодарности и смирения.
Летний дождь прошел быстро не потому, что он летний, а потому, что его работа была выполнена, земля под пожарищем остужена, и наверх, к свету, сразу же заторопились ростки полевых трав.
Все, что было одето на цыганке и мальчике, промокло до последней нитки, облепило тела, мешало двигаться.
– А это огонь, – чивани указала на свою парующую одежду и пар изо рта – огонь в людях. Он живой. Он разумный. Он делает нас теплокровными. Воспламеняется температурой, когда надо сжечь чужеродные энергии, разгорается сильней, когда надо перенести холод, переварить съеденную пищу, распаляется, когда
