они утверждают: «Чтобы понять положения, которых придерживался тот или иной персонолог (выяснить “откуда они взялись”), необходимо в какой‐то степени понять его религиозный и социоэкономический статус, число членов семьи и последовательность рождения, отношения с родителями, образование и профессиональный опыт. Мы уверены, что биографические очерки (приведенные в книге Хьелла и Зиглера – А. Ю.) помогли читателю разобраться, как обстоятельства личной жизни теоретика влияли на его исходные положения и теорию личности» (Хьелл, Зиглер, 1997, с. 575). Как ни от относиться к подобным подходам, которые по аналогии с социологическими программами изучения социальной обусловленности научного познания (см.: Современная Западная социология науки, 1988) могут быть названы “жесткой” программой, трудно не признать, что та «объективная» реальность, которую психологи отражают в своих теориях, во многом преломлена их субъективной реальностью, помимо всего прочего воплощающей и их личные ценности. В частности, в психоаналитических теориях достаточно отчетливо отражены личные психологические проблемы их авторов, а также ключевые ценности культуры, в которой они сформировались13. В результате ценностная составляющая психологических теорий, служащая одним из их главных отличий от теорий в естественных науках, в основном представлена личными ценностями их авторов, выражающими их общий психологический склад, жизненный путь, особенности их культуры, и другие подобные факторы.
К данному уровню ценностей можно отнести и те личные ценности психологов, которые проявляются в исследовательской практике, например, при интерпретации результатов эмпирических исследований. Один из наиболее авторитетных специалистов в области методологии социогуманитарной науки Д. Кемпбелл подчеркивает, что получаемые ею данные «генерируются людьми, имеющими сильную заинтересованность в определенном результате; они работают в областях, где заинтересованность в определенном результате настолько сильна, что объективное описание фактов становится мало существенным мотивом» (Campbell, 1988, р. 326–327). Возможно, последняя часть этого утверждения – преувеличение, против которого в другом фрагменте своей книги возражает и сам Кемпбелл. Но трудно возразить против того, что интерпретация результатов психологических исследований испытывает большую зависимость как от когнитивных установок, так и от ценностных ориентаций исследователя. Разумеется, подобная зависимость существует в любой науке, в том числе и в естественной, что достаточно убедительно продемонстрировано целой плеядой ее исследователей (см.: Юревич, 2001; и др.) Но в психологической науке зависимость интерпретации результатов исследований, а также их организации и методологии от личных ценностей исследователя выражена куда более отчетливо, что бессмысленно отрицать и невозможно элиминировать. Но в данном
Те же Л. Хьелл и Д. Зиглер регулярно отмечают, что ни сами ключевые положения этих теорий, ни тем более их общезначимость не получили какого-либо эмпирического подтверждения, а, например, вопрос о том, все ли люди испытывают эдипов комплекс, их адептами даже не ставился (Хьелл, Зиглер, 1997).
