Январь.Знает смертельный захват,
лед закалил в клинок,
поставит шах или мат —
необходим рывок!
Знаешь, родная, в этом году зима
без предупрежденья
устроила снежный блицкриг,
и к утру город пал.
Только теперь, когда бой поутих,
ее маневры
стали ясны и мне.
Наступал декабрь
на девяностый, темный осенний день
в затяжные сутки
гниения палой листвы,
оголенья жердей
месяца тленья, забвенья всего,
что согласно сроку,
в силу причин
перестало расти.
Лучшего времени было нельзя
себе и представить
для снежных атак,
для разгула пурги.
Все было как в полусне:
готовый к сдаче,
снегу высот и низин
словно бы сам
Город знал наперед
свою участь и ждал захвата.
Тогда декабрь
нанес свой удар…
Раз! И декабрь прибрал
туже в стужи кольцо
пыльный, стылый бульвар,
метров в пятьсот.
Талантливый генерал:
он легко покорил
проспекты, цеха, металл,
храмы, бруски стропил,
Мрамор, колонны, пни,
грани оград, перил,
не тронул только огни
и дни, где кто-то топил.
Мороз превратил людей
в извергающих пар
дыхательных из путей
монстров, посредством чар.
Переносимый, мороз
сушит души, лицо.
От снежных метаморфоз
выбелит все – и все.
Мир одержим, недвижим,
такой же, как был, – злей.
Ну-ка быстрей! Бежим!
Становится холодней.
Снега шепчут: – Поспи.
Отдохни. Приляг.
Я говорю: – Прости.
Отпусти. Пустяк.
Снег толкает: – Пиши,
пой про мой вальс, мой шум,
слышимый только в тиши.
Пой мой немой триумф!
Снег толкает: – Молчи
про мой шум, мой вальс!
Одеревеневшим не постучишь
пальцем о палец.
Законопать свой ум
паклей от сквозняков.
Лежу, значит ergo sum —
утвержденье снегов.
Законопать свой чум,
взяв самый лучший мох.
Я ничего не хочу —
раченье, реченье снегов.
По поручению их
я накатал сей стих —
мой невротический тик
под снеговое «так-тик».
Мое с тобой обрученье, снег,
ты, отлежавший теченье рек,
ты, заскучавший, смотри, как берет разбег
век. Промочи облаченье ног,
ты проще в общении, чем человек,
морозостойкий Бог!
Званый обед
– Ах, а к каким художникам вы тяготеете?
спрашивает меня девочка
(которая
