отделения уцелели только трое, остальные полегли под пулеметным огнем, неожиданно ударившим в спину.
Полковые пушки долбили средневековый гранитный высотный дом на протяжении получаса, но серьезного урона его стенам не нанесли. Немцы засели в нем крепко, просто так их не сковырнуть. Боеприпасов у них хватало, а потому они рассчитывали отсидеться за его стенами.
Бурмистров внимательно осматривал укрепление, стараясь выявить слабые места. Через десять минут наблюдения сделал для себя неприятное открытие – слабые места отсутствовали. Укрепленное по всем правилам фортификации высотное здание больше напоминало крепость, нежели обычное жилище, а перед ним были установлены противотанковые преграды и протянута в несколько рядов колючая проволока.
«Должны быть какие-то недочеты», – думал майор Бурмистров, всматриваясь в вооружение, проглядывавшее в окнах: тяжелые пулеметы чередовались с легкими, создавая эффект непрерывного огня; перед домом на многочисленных бетонированных площадках установлены минометы; высокие баррикады перегораживали улицы. Тяжелую артиллерию в узких улочках не поставишь – в два счета будет уничтожена засевшим в доме гарнизоном. Если только подтащить ее поближе, а там под прикрытием дымовой завесы ударить по стенам тяжелыми снарядами.
И тут его осенило. Взяв трубку, Прохор произнес:
– Селезнев, кажется, у тебя есть отделение фаустников?
– Имеется, товарищ майор! – не без гордости ответил старший лейтенант. – Восемь человек!
– Пусть подойдут ко мне все восемь!
Через несколько минут на верхний этаж трехэтажного дома, где расположился временный наблюдательный пункт штурмового отряда, явились восемь штурмовиков, держа на плече по фаустпатрону. Прохор невольно обратил внимание на самого рослого из них с орденом Славы III степени на широкой груди и значком «Гвардия». С левой стороны ремня на больших крепких карабинах прицеплены две гранаты. В широких крестьянских ладонях, привыкших к физическому труду, фаустпатрон смотрелся не как бронебойное орудие, а как дубинка богатыря, с которой он готов выйти на неприятеля, да и сам он широкой костью напоминал былинного Илью Муромца.
– Как зовут?
– Никита.
– Тебе больше Илья подходит… За что орден Славы заслужил? – глянул Бурмистров на новенький орден, с которого еще не сошел блеск.
Улыбнулся широко, по-детски, показав крепкие зубы, слегка подкрашенные крепкой махоркой.
– Неделю назад немецкий истребитель зажигательной пулей сбил, – смущенно признался богатырь.
– Разве такое бывает? Как тебе удалось? – невольно подивился Бурмистров. – Он же бронированный.
– Бронированный, – согласился боец. – А вот только сзади бензобака перегородочка жестяная имеется. Броней ее не назовешь, там дюраль из нескольких слоев. Вот я туда из противотанковой винтовки бронебойно-зажигательной пулей выстрелил.
