одним всё, а другим ничего, но тут я, занятая подготовкой к семинару, впервые в жизни не стала её слушать, а выставила надоедливую подругу из дома. Ленка обиделась, и в нашей дружбе появилась трещина.
В тот день я получила диплом, выстраданный мною за пять лет упорной учёбы. И так получилось, что и показать-то его было некому: родители ещё не вернулись из командировки, бабушка безвылазно сидела на даче, а молодым человеком я не обзавелась, как и подругой. Впрочем, была же у меня подруга Ленка, так почему я медлю? Я позвонила ей и пригласила к себе отметить окончание факультета.
Не стану тратить слова на описание наших посиделок, мы просто пили кофе с тортом и болтали о разных делах. Я рассказала Ленке, что уже получила направление на работу с хорошей зарплатой и возможностью продвижения. Она вроде бы изобразила радость, а потом завела старую песню – почему одним всё, а другим ничего.
– Ну посмотри, Соня, мы же с тобой похожи. Все считали нас сёстрами, но ты вон как продвинулась, а я по-прежнему стою за прилавком и режу колбасу. Ну, подойди к зеркалу, – произнося это, Ленка подталкивала меня к трюмо.
Она ошибалась – время сделало нас непохожими, и рядом с ярко накрашенной Ленкой я выглядела бледно.
– Вот, если бы можно было сказать волшебное слово типа «Мутабор» и попасть в мир, где всё наоборот, и я там профессор, а ты…
Она не договорила: после её слов поверхность зеркала заколыхалась, словно ртуть, и неведомая сила втянула нас с Ленкой внутрь. Это произошло так быстро, что я не успела ничего понять, и лишь потом догадалась, что словечко «Мутабор» из сказки «Калиф-аист» имело волшебную силу, поэтому мы и очутились в Зазеркалье.
Ленка заныла, а я спокойно осмотрелась. Это была моя комната, но наоборот, то есть предметы, стоявшие слева, вдруг оказались по правую сторону. И мой диплом лежал раскрытый на краешке стола. Позвольте, разве он мой? В дипломе чёрным по белому было написано «Дронова Елена Петровна»!
В помещение ворвались какие-то люди с кинокамерами и стали фотографировать Ленку и одновременно поздравлять её с получением звания профессора. Ленка чувствовала себя великолепно при таком обилии внимания. Она вроде бы и не удивилась переменам и принимала почести, как должное.
Одновременно я обнаружила себя за прилавком с колбасой, отвешивающей очередной покупательнице двести граммов салями.
В это время заговорило радио.
– Я скучаю за Вами не менее семьсот двадцать лет. – говорил диктор, – Подольше будьте покрасивше, отдайтесь пластическим хирургам.
– «Что за белиберда на радио? – подумала я, – Это юмористическая передача или нерадивая реклама»?
Передача продолжалась, диктор гнул своё, а мне оставалось лишь отмечать грамматические ошибки.
Чего здесь только ни было – и ложить, и «хто крайний», и кофе-экспрессо, и деликатекс. А в конце объявили, что в передаче шла речь о новом словаре «окадемика» Василия Хрулёва.
Я присвистнула от изумления: «окадемик»
