смотрю на них. Это я-то хомячок? Да у меня весы максимум пятьдесят килограмм показывают, когда я на них стою! Ну да, во всей этой одежде я, должно быть, выгляжу объемно. Но можно подумать, я сама, по своей воле так нарядилась!
Психую окончательно, разворачиваюсь и шагаю прочь от этих двоих по направлению к лесу.
– Ну и куда ты пошла? – доносится мне в спину насмешливый голос Даниила.
– Куда надо! – злобно выкрикиваю я, не останавливаясь.
– Хомячок, там трясина может быть!
– Отвали!
Злость так и бурлит внутри. Хотя после упоминания о трясине пыла у меня заметно поубавилось. Действительно, ну вот куда я пошла? Дура. Еще только в болото не хватало угодить для полного счастья!
Но из чистого упрямства я продолжаю шагать вперед, не сбавляя скорости. Остановиться, а уж тем более вернуться назад – не позволяет гордость.
От быстрой ходьбы вспотел уже, кажется, даже затылок. Выбившиеся из-под шапки пряди волос прилипают к лицу, лезут в глаза и рот. А в голове так и бьется – ну вот куда я иду? Даже если не угожу в болото, как собираюсь выбираться из леса в одиночку? Я и в городе-то слабо на местности ориентируюсь!
Когда злость окончательно уступает место страху, я останавливаюсь. Медленно разворачиваюсь, надеясь, что эти двое еще не ушли в другую сторону и не скрылись из вида. Но к великому облегчению обнаруживаю, что Федор Михайлович все еще стоит на прежнем месте, опираясь руками на ружье. А Даниил идет вслед за мной.
Ну хоть не бросил, и на том спасибо. Обреченно шагаю к нему навстречу.
– Ну что, остыла? – с усмешкой интересуется Даниил, когда мы подходим друг к другу достаточно близко.
– Я хочу домой, – обиженно бурчу я.
Хоть это и не совсем правда. Домой я не хочу. Но и здесь находиться – тоже.
Даниил обнимает меня за плечи одной рукой и ведет обратно, туда, где остался Федор Михайлович.
– Ладно, охота на сегодня окончена. Вернемся в сторожку, пожарим шашлыки. Ты не против, хомячок?
Шашлыки? Было бы неплохо. Картошка фри из «Берлоги» уже давно переварилась в моем желудке, и при упоминании об аппетитной еде он тут же жалобно сжался.
Тем не менее, выказать свою заинтересованность в еде сейчас мне кажется ниже моего достоинства.
– Мне больше нравилось, когда ты называл меня Белоснежкой, – сдержанно отвечаю я.
– А мне больше нравится Ляля. У тебя офигенное имя.
Изо всех сил сопротивляюсь, но предательская улыбка все же трогает мои губы.
– Тогда называй Лялей. Не надо никаких хомячков, – скашиваю я на него взгляд, пряча улыбку и стараясь выглядеть строгой.
Но Даниил, похоже, уже раскусил меня.
– Хорошо, – нагло ухмыляется он. – Так ты не против, Ляля?
Смотрю на него. На ухмылку эту его. Наглую. Но до неприличия просто очаровательную. В глаза его. Карие. Проницательные. И понимаю, что не могу больше на него злиться. Хоть убей.
Отрицательно
