style="font-size:15px;"> – Кажется, ты плохо меня знаешь, Эрни.
Они смотрели друг на друга с веселым прищуром, но мне отчего-то стало не по себе. Я вежливо покашляла, вновь обращая на себя внимание Мэлтона, и осторожно предупредила:
– Вам не стоит называть классику бессмысленной в присутствии леди Луизы. Вряд ли она оценит столь дерзкие высказывания, мистер Мэлтон.
– А мы оставим этот разговор между нами, и он не дойдет до ее прелестных ушей, леди Лоттен, – он вальяжно откинулся на спинку кресла. – Мы ведь друзья?
– В таком случае просто Джулия.
Он вскинул брови, затем задумался и улыбнулся в своей манере:
– Что ж, если обращение не по титулу делает нас друзьями, ничего не имею против. Я с самого утра прошу называть меня Эриком. Все-таки к имени я привык чуть больше.
Я кивнула в ответ и перевела взгляд на напиток на дне моего бокала. Свет интересно преломлялся сквозь прозрачные стенки, играя зайчиками на темной жидкости.
– Если не драма, то романтика? Что-то приторно сладкое? Только счастливый конец? – либо Эрик смертельно скучал, либо его действительно интересовал мой литературный вкус.
– Я читала романы Джейн Остин до переезда в Британию.
Я и вправду любила и Остин, и сестер Бронте. Но обсуждать это с насмешливым Эриком Мэлтоном мне крайне не импонировало.
– И тебе нравилось? – заинтересованно спросил он. Должно быть, он приложил максимум усилий, чтобы не отпустить колкую шуточку.
Эрнест с интересом наблюдал за нашей беседой, неторопливо потягивая ликер из своего бокала.
– Разумеется. Безусловная любовь, то, на что готов человек ради настоящего счастья. Это вдохновляет, – я повела плечами, стараясь казаться беспристрастной.
– Забавно слышать, что романы для женщин о «высокой» любви привлекли твое внимание больше, чем шекспировский трагизм. Хотя тут все очевидно: «Гамлет» приземляет понятие любви, говорит о гордости, желаниях и «низких» страстях. Это в свою очередь разрушает идиллию – как ты выразилась? – безусловности.
Я только сейчас заметила, как в голубых глазах Эрика отражались языки каминного пламени, изнутри зажигая в его взгляде недобрые загадочные огоньки.
– Ошибочно полагать, что они написаны исключительно для женской аудитории, – настаивала я, а на его лице отразился немой вопрос. – Я считаю, что в этих произведениях чаще поднимаются важные вопросы для мужского рационального разума.
– Думаю, тут ваши взгляды расходятся. Джулия – безнадежный романтик, – мягко заметил Эрнест.
– Как и я, – Эрик удостоил друга отрывистым кивком. – Но я привык думать, что подобная литература вселяет в человека некую неуверенность. Заставляет смотреть на вещи сквозь призму розовых очков.
– Что же, по-твоему, дает человеку веру в любовь и искренность, как не хорошо написанный роман? – поинтересовалась я.
– Музыка. Поэзия.
