вывести из себя; и это настораживало Максима.
– Перелом, к счастью, закрытый, ему повезло! Но когда я узнал, что он уже второй день ходит, и даже сюда сам пришёл – меня это сильно возмутило и удивило.
– Что именно? – Спросил Вениамин Леонидович, странно, но то же хотел спросить и Максим, но не мог.
– Если бы он сегодня не пришёл сюда, то кость бы треснула, и порвались сухожилия. Он уже никогда у вас, не смог ходить полноценно. В лучшем случае хромал, а в худшем – вообще бы не наступал на ногу.
Когда Максима усадили на стул и приложили к голове холодное, мокрое полотенце, только тогда снизился жар в его голове – он открыл глаза и увидел свою ногу, с которой уже сняли ботинок и подняли выше колена штанину. Она была непонятно-тёмного цвета и, казалось, опухла, но ещё не очень сильно.
– Вот так больно или нет? – Спросил доктор, надавив указательным пальцем на левую лодыжку. Больной ничего не ответил, потому что его два раза как бы подкинуло вверх на стуле – от нестерпимой боли, а из глаз побежали ручьями слёзы. Макс невольно и резко согнул ногу, и она оказалась под стулом. Задев ею ещё и об пол, больной согнулся и чуть не упал со стула, но его удержал папа. Глаза больше не открывал, и все силы уходили на борьбу с невыносимой болью в ноге и во всём теле. Врач долго пытался вытащить ногу из-под стула, а потом ещё дольше накладывал гипс.
– Пусть ни в коем случае не наступает на ногу, а недели две вообще лежит! Встаёт только в туалет и покушать. Каждый день нужно проветривать тщательно комнату.
– Хорошо-хорошо, я буду за ним следить.
– Мне интересно: почему он так ослаб?
– Он ведь только после операции, ещё не окреп, тем более, что около двух дней ходил с переломом – не удивительно.
– Ногу не сильно сжимает? – Спросил доктор больного.
Увидев гипс на своей левой ноге в форме сапога, Максим вообще не чувствовал никакого сжатия, ему казалось, что нога просто забинтована.
– Нет, всё нормально, – и попробовав поднять ногу, добавил, – нога только сильно тяжёлая.
– Ничего, справишься, – ответил, улыбаясь, доктор, – только больше лежи. Вениамину Леонидовичу я уже сказал, он тебе объяснит.
– До свидания, – попрощался Макс.
Когда они с папой сели в машину, ещё долго молчали, с грустью наблюдая в окошко за торопливыми прохожими, падающими листьями, порывами ветра, раскачивающими деревья. Максим чувствовал, что папа расстроился и не знает, как заговорить с ним. Только спустя ещё немного времени, когда стало темнеть на улице, отец завёл машину и спросил:
– Как же ты это так, сынок?
– На крыльце больницы поскользнулся – снегом же с утра завалило.
– Так не скользко же, – не понял его папа.
– Вчера было тепло, снег таял, а вода не стекает с него, утром подморозило, а там уголком обварены ступени. Везде
