моего мира… Погода вокруг портилась, а я всё время ощущала комфортную температуру – такая бывает летним вечером у моря в последние минуты заката. Отдалённый гул автострады, расположенной за соседними домами, напоминал шум прибоя.
Я и сама не заметила, шагая босиком, как очутилась далеко от дома, всё время куда-то шла. Глянув на свои босые ноги, вдруг ощутила себя разутой, умалишённой, сбежавшей из клиники, но ноги не жаловались, им было нормально, они нисколько не запылились. Мне стало интересно, и при этом я усмехнулась: мой внешний вид оставался тот, что был застигнут в момент расправы, значит, ворвись убийца часом раньше, когда я принимала душ, мой фантом бродил бы по улицам голым? Может поэтому в народе ходят разные байки, что мёртвого надо хоронить правильно одетым. Безногим и то вкладывают в гроб тапочки, а бывает, что передают через другого мертвеца, дескать, ему или ей забыли положить, пускай передаст. Разные слышала истории. Хотела бы я сейчас получить свои кроссовки, не привыкла я ещё без них, не освоилась должным образом.
Мост был бесконечно длинным, внизу блестела вода. Я только тешила себя иллюзией, будто иду вдоль берега лазурного моря, на самом деле понимала – это плескающаяся промеж свай грязная речная вода. От неё разило запахом тухлых водорослей вперемешку с илом – не той прозрачной рекой, что шумит течением в лоне природы, а именно городской рекой в мрачных серых тонах. Резким порывом ветра понесло над водой пустой целлофановый пакет, на миг он взметнулся и прилип к её зыбкой поверхности. Люди закончились, их распугал накрапывающий дождь. Остались одни автомобили с зажжёнными фарами. Я даже не заметила, как зашло солнце.
В середине моста я остановилась. Идти было некуда. Мне стало нестерпимо больно от одиночества, я была совершенно одна, пленницей на свободе. Былой мир по чужой воле обернулся проекцией, теперь ты – зритель и не больше: смотреть можно, пользоваться нельзя. Мне стало больно и от отсутствия рядом Вероники, мои друзья мне больше не смогут составить компанию за бокалом коктейля, родной отец – не Вероникин, мой, с которым у меня были вечные разногласия, не сможет поучать меня – это я так считала, я осознала, что не поучал, он только пытался уберечь от опасностей. А я была упряма, как ослица, огрызалась, вдалбливала ему, что жизнь теперь другая, в которой он ничего не смыслит, одним словом, устарел. Сейчас мне захотелось ему набрать, посетовать на случившееся, рассказать всё, как было и донести до него, что я по-прежнему рядом, я живу…
Больше всего я не понимала, почему до конца не умерла. Моя сестра, или её астральное тело куда-то переместилась, а я до сих пор пребываю здесь, среди людей, и кроме меня, по крайней мере в диапазоне трёх микрорайонов, такие, как я, не скитались. Мне бы не составило особого труда отличить нормального человека, несущегося по улице с телефоном под ухом, от зомби в одежде не по погоде, с пустыми обвислыми руками и глазами ошалелого туриста, которого водят по экскурсионному Бухенвальду.
В
