нарочито медленно продолжал Гогген, – поднял голову… и вздрогнул, когда чей-то голос произнес: «Мило!»
Убедившись, что все внимательно его слушают, Гогген снова помолчал, а потом продолжал:
– Красивый, бархатный, теплый голос… – Гогген положил руку на свое плечо, словно пытаясь вернуть то чувство. Потом он изогнулся на табурете, притворяясь, что хватается за руку и оборачивается к ее владельцу. – «Это было очень мило», – произнес голос, а потом тот мужчина отпустил меня и дал…
– Дальше! – крикнула одна из женщин, сидевших за столом. Она обернулась, чтобы убедиться, что остальные разделяют ее любопытство. – Что он тебе дал?
– Помилуйте! Еще и рукой! – ответил кто-то из гостей.
– Тот мужчина, – невозмутимо продолжал Гогген, – был почтенный театральный деятель. Пер Абель! – Его слова попали в цель. По столу прокатилась волна восторженных вздохов. Гогген с торжествующим кивком оглядел собравшихся и повторил: – Пер Абель!
Катрине заметила, что в дверях, пошатываясь, стоит Аннабет. Она была пьяна, как и все остальные. Все эти лицемеры, фарисеи, которые по будням лечат от пристрастия к наркотикам, по выходным напиваются в стельку. Пьяные, возбужденные старики и старухи… Ее снова замутило.
Один гость, который не совсем понял, в чем соль рассказа, посмотрел на остальных с усмешкой:
– Гогген, разве Пер Абель не твой ровесник?
Все расхохотались.
– Кто это сказал? – Гогген встал и поднял руку вверх; его пухлые щеки затряслись от злости. – Кто это сказал? Того, кто это сказал, я вызываю на дуэль!
– Сядь, старый козел! – закричала какая-то женщина. – Сядь и подтяни бандаж!
Все снова захохотали, потянулись чокаться. Катрине отвернулась и краем глаза заметила движение. От двери к ней, спотыкаясь, брела Аннабет. Катрине шагнула к ней навстречу, не отпуская руку Уле.
Аннабет покачивалась и с трудом сохраняла равновесие.
– К-катрине, – сказала она с теплотой в голосе, – н-надеюсь, тебе у нас хорошо? – Она проглатывала концы слов, потому что здорово напилась.
Хотя Катрине улыбалась в ответ, ее мутило все сильнее.
– Было очень вкусно, Аннабет. Очень мило.
Аннабет взяла ее за руку. Катрине опустила голову.
У Аннабет руки стареющей женщины. Кожа в пигментных пятнах, морщинистые пальцы унизаны кольцами… Катрине взглянула Аннабет в лицо. Она слишком много красится. И темные тени ей не идут.
– Мы так тебя любим, Катрине! – продолжала Аннабет и вдруг заплакала.
– Аннабет, ты что, плачешь?
Хотя Катрине хотелось оказаться очень далеко отсюда, ей удалось подобрать нужную сочувственную тональность. Вот Аннабет, директор реабилитационного центра, в стельку пьяная… Ей стало не по себе. Вернее, ей было не по себе с той минуты, как она пришла в этот дом. Теперь же в ней нарастали смущение и тошнота. Стало жарко; содержимое желудка просилось наружу. Она старалась
