style="font-size:15px;"> Так вышло, что необщительный, даже нелюдимый художник оказался у Невредимовых.
Конечно, первые минуты были очень неловки.
Художника в незнакомый ему дом привела его же картина, которая неотступно стояла в его мозгу, но как было сказать об этом людям, которых ему раньше не приходилось видеть? Он ничего не придумал в объяснение своего прихода, и первое, что он спросил у пожилой невысокой женщины, шедшей из сада с корзиной груш, было:
– Что это за сорт такой, скажите? Кажется, «Мария Луиза»?
– Да, «Мария Луиза», – недоуменно глядя на него, ответила женщина.
– Прекрасные груши, – сказал он, – прекрасные… А чей это дом? Невредимова?
Женщина была одета в простенькое платье, и он принял ее за прислугу, но это была Дарья Семеновна, мать Нади.
– Да, Невредимова, Петра Афанасьевича… Вам его нужно?
Сыромолотову было так не по себе, что он, пожалуй, был бы обрадован, если бы хозяином этого дома оказался кто-нибудь другой, и он извинился бы и вышел снова на улицу.
Но делать было нечего, и он ответил:
– Хотелось бы увидеть… Петра Афанасьевича…
– Как сказать про вас?
– Художник Сыромолотов.
– А-а!.. Это вы портрет моей Надюши рисовали! – расцвела Дарья Семеновна и так стала вдруг похожа на Надю, что Сыромолотов на отлет снял перед нею шляпу, проговорив теперь уже без неловкости:
– Да, это именно я.
Дарья Семеновна поставила корзину наземь и протянула ему руку, он же галантно поцеловал эту загорелую руку, чем привел Дарью Семеновну в полное смущенье.
– Что вы! Что вы! – забормотала она.
– Позвольте вам помочь, – сказал он и, взяв корзину, первым направился с нею к крыльцу дома; а через минуту сидел уже на этом крыльце, имевшем вид небольшой веранды, в обществе обоих студентов, братьев Нади, которые случайно оказались дома. Они собирались уже уезжать в Москву, однако же не спешили с этим, и Сыромолотов так был рад своей нечаянной удаче, что, только перебросившись с ними несколькими фразами, вспомнил про хозяина дома и спросил:
– А Петр Афанасьевич где же сейчас?
– Дедушка после обеда обыкновенно ложится спать, – ответил один из студентов, длинный и узковатый, Саша; другой же, пониже ростом, Геня, добавил улыбаясь:
– Древен наш дедушка. Вы его ни разу не видали?
– К стыду своему, должен признаться, – много слышал, но видеть не приходилось… Однако надеюсь увидеть, затем и пришел, – тоже улыбаясь, говорил Алексей Фомич.
Он смотрел на обоих братьев Нади так, как умеют смотреть только художники, вышедшие на поиски «натуры». Конечно, оба они сразу показались ему необходимыми для картины, и он следил только за поворотами их голов, чтобы перенести на холст наиболее резкий для каждого поворот.
На них
